Билл Марш: за 20 лет я сказал сторонам, что их дело не готово к медиации лишь дважды
Уважаемые читатели, поддерживая инициативу развития института медиации в Украине, Pravotoday совместно с Украинским центром медиации Киево-могилянской бизнес школы (УМЦ) предлагает Вашему вниманию интервью с одним из опытнейших медиаторов Великобритании Биллом Маршем. В беседе с представителями УЦМ Г-н Марш любезно поделился как особенностями медиационных процедур, так и секретами своего профессионального успеха.
УЦМ: Когда имплементация медиации начиналась в Великобритании, каково было мнение общества? Каковы были ожидания?
Билл Марш: Вы знаете, ведение нового процесса всегда сопряжено со скептицизмом. При этом кроме скептиков, есть энтузиасты. И у нас в Великобритании, как водится, было достаточно и тех и других. Урок, который я вынес для себя, состоит в том, что, прежде всего, адаптация занимает некоторое время. Мнение людей о медиации не меняется за одну ночь. Во-вторых, наиболее важная вещь в формировании позиции людей – это опыт. Возможно, вести бесконечные теоретические дискуссии на тему медиации в некотором смысле даже полезно. Однако то, что действительно меняет мнение людей о медиации – это личный опыт. Люди, прибегнувшие к медиации, были полностью убеждены в полезности процесса, в то время как люди, которые слышали о медиации в теории, не были убеждены в целесообразности, пока не попробовали. Это и стало основным уроком для меня в тот период времени. В то время я специализировался на коммерческих спорах, и у меня была частная юридическая практика. Затем я поменял специализацию на медиацию. Тогда казалось, что это значительный риск, так как медиаций не проводилось вовсе. При этом мы верили, что можем сделать нечто уникальное и очень интересное, и изменить взгляд людей на конфликтную ситуацию. Поэтому мы с радостью рискнули, чтобы посмотреть, во что это выльется.
УЦМ: Сколько лет Вы занимаетесь медиацией, и когда пришел первый успех?
Билл Марш: 21 год. Первое достижение, которое я помню, это конференция, в которой был президиум, состоявший из бизнесменов. Они прошли медиации и делились опытом. Это было очень эффективно. Намного более эффективно, чем, если бы на тему медиации говорил медиатор, потому что люди воспринимают медиаторов, как продавцов услуг, в то время как их клиентов совсем иначе. Второй «этапный случай», который я помню, это когда судьи призвали стороны использовать медиацию. Это произошло в 1995 году, и в тот момент мы подумали, что стали частью системы. До этого медиация была словно в вакууме, а с тех пор мы присоединились к судебному аппарату. Это имело колоссальное значение. Потому что даже скептически настроенные в отношении медиации люди должны были согласиться, что суды признали медиацию, как замечательный инструмент для разрешения конфликтов, а потому их скептицизм имеет всё меньше оснований. Вот, пожалуй, два основных поворотных момента в истории развития медиации.
УЦМ: Может ли судья рекомендовать медиацию как обязательную досудебную процедуру?
Билл Марш: Типичный пример британского компромисса. В теории суды не имеют юрисдикции принудить стороны прибегнуть к медиации. Чем они обладают, так это правом отложить слушание на некоторое время, в течение которого стороны могут решить прибегнуть к медиации. Если они решат не делать этого, есть практика, что сторона, выигравшая дело, не прибегнув к медиации, лишается компенсации своих судебных затрат. В частности, апелляционных судах позволено принимать такие решения. Таким образом, суды не могут принудить стороны обратиться к медиации. При этом они могут в некотором роде усложнить им жизнь, в случае, если стороны не прибегают к медиации до суда. Словом, на практике процедура едва ли добровольная.
УЦМ: В каких секторах в Великобритании медиация пользуется наибольшим интересом?
Билл Марш: Прежде всего, это коммерческий сектор – банковская сфера, страховой бизнес, фармакология, информационные технологии, транспортный сектор. Я, например, провожу около 60 медиаций ежегодно, и они могут быть в любой коммерческой сфере. Медиация, которую я проводил в Киеве, касалась финансовых услуг, но существует много различных секторов, где применяется медиация. Также медиация в Великобритании – распространенное явление для семейных споров, которые касаются бракоразводных процессов и содержания детей. Возрастает популярность медиации для разрешения общественных споров. Например, в случаях конфликтов между соседями или этническими группами, религиозными общинами, медиация используется всё чаще.
УЦМ: Должен ли медиатор быть экспертом в той сфере, в которой он проводит медиацию?
Билл Марш: Наиболее важно, чтобы медиатор был экспертом в медиации. Это очень благодарный и в определённой степени сложный процесс. Не думаю, что имеет большое значение, являешься ли ты экспертом в обсуждаемой области – скажем, в финансовой, банковской, страховой. Иногда стороны предпочитают медиатора, специализирующегося на данных вопросах, так как чувствуют себя более уверено, обсуждая с ним спорные вопросы. Как медиатор, я не считаю, что это влияет на процесс медиации, но я принимаю тот факт, что порой стороны чувствуют большую уверенность, работая с экспертами в той или иной сфере. Например, в процессе медиации в банковской сфере, эксперт-медиатор не является специалистом в банковском деле. По окончании медиации, если Вы спросите стороны, говорил ли медиатор что-либо, что касалось бы сферы знаний банковского дела, скорее всего, их ответ будет отрицательным. Если спросите, говорил ли медиатор что-либо связанное со сферой своих медиационных компетенций, им будет что рассказать. Это свидетельствует о том, что на практике критическое значение имеет только то, насколько ты эксперт в медиации. Если Вы спросите стороны, что было для них наиболее ценным в опыте медиации, они скажут, так хотелось бы надеяться, что это медиационный потенциал медиатора, а не уровень его экспертных знаний в обсуждаемом вопросе.
УЦМ: Волнуетесь ли Вы перед медиацией?
Билл Марш: Да. Я всегда чувствую, что направляюсь в конфликтную среду. Понимаю, что напряжение будет сильным, ведь стороны также очень волнуются – они сталкиваются с непривычными обстоятельствами и неясной средой, в которой им придется решать сложный вопрос. Чувствую не то чтобы волнение, скорее нетерпение, потому что мне хочется, чтобы процесс переговоров был эффективным. Они платят мне деньги и ожидают, что процесс медиации пройдет с максимальной эффективностью. Я ощущаю ответственность перед ними в том, чтобы преподнести процесс самым эффективным образом. Не обязательно прийти к решению, ведь я не могу этого гарантировать. Они должны видеть все возможные варианты решений, и, если они решат не договариваться, это их решение. Моя работа состоит в том, чтобы гарантировать, что каждый возможный вариант решения будет отработан, и стороны продвинулись в переговорах на максимум своих возможностей. Случаи, которые меня действительно огорчают, когда решение возможно и даже логично, но не принимается. Поскольку стороны в чересчур плохих личных отношениях друг с другом – это их ослепляет, и они не могут разглядеть варианты. Я стараюсь держать фокус на зоне возможной договоренности.
УЦМ: Каким образом происходит процесс вовлечения сторон в медиацию?
Билл Марш: Сейчас, например, в Великобритании, медиация – установленный закономерный процесс. К нему есть доверие. У людей практически нет, или очень мало вопросов и тревог в связи с процессом. Как правило, сначала они обращаются к своим юристам в случае конфликта. И в большинстве случаев юристы станут говорить с ними о медиации, обсуждать этот вариант решения вопроса. Это никогда не единственный вариант, но один из возможных. Большинство дел проходящих через медиацию в Великобритании, а именно коммерческую медиацию, сначала обсуждается юристами сторон, и они принимают совместное решение о привлечении медиатора. Так начинается медиация. В других случаях судья рекомендует сторонам пройти медиацию.
УЦМ: Каким образом происходит подготовка к медиации? Изучение материалов, коммуникации со сторонами?
Билл Марш: В моей компании, стороны звонят и резервируют время – два или три дня на медиацию. После этого я им звоню, чтобы обсудить дело, как таковое, не слишком вдаваясь в детали. Я хочу знать немного об истории конфликта, переговорах, которые имели место до момента обращения ко мне, о том, что является важным для каждой из сторон. Некоторая базовая информация. Затем представитель моего офиса обращается к сторонам за кратким резюме вопроса – информацией о том, как каждая из сторон видит спор. Т.е. история вопроса, суть юридических разногласий, детали коммерческой ситуации и т.д. Стороны направляют мне эту информацию с сопроводительными материалами, которые они считают относящимися к сути вопроса. Например, я участвовал в двухдневной коммерческой медиации в Киеве, и каждая из сторон предоставила информацию о сути спора, выдержки из переписки между сторонами и копии контрактов, которые были предметом спора. Это была моя первичная информация. Потом я некоторое время разговаривал с юридическими представителями сторон по телефону о том, как стороны рассматривают конфликт, что важно, на чём стоит сосредоточиться в медиации. После состоялась медиация. Успешно. Говорю об этом с удовольствием.
УЦМ: Кто такие кейс-менеджеры, и какова их роль в медиации?
Билл Марш: Кейс-менеджеры достаточно важны. В моём офисе их три. Отчасти они занимаются расписанием – моим и других медиаторов, и осуществляют решение организационных, прикладных вопросов. Также они проводят много времени в разговорах с клиентами, обсуждая, например, вопрос, какой из медиаторов будет наиболее подходящий в рассмотрении данного дела. Другими словами, они образовывают и информируют клиентов, помогая им принять оптимальное решение о процессе. Они являются публичным лицом медиации. Именно эти люди общаются с клиентом, когда он звонит впервые, поэтому необходимо, чтобы клиент ощущал, что они понимают процесс медиации, со всей серьёзностью относятся к запросу клиента, потому что у всех клиентов есть опасения в связи с медиацией. У всех клиентов различные приоритеты. Порой клиент звонит, и говорит, что ищет особого медиатора – либо с заданным подходом или стилем. Он не хочет услышать в ответ, что все наши медиаторы обладают необходимыми ему навыками. Скорее, ему важно услышать, что этот медиатор подойдет наиболее, в отличие от другого. Мы относимся к вопросу ответственности перед клиентом со всей серьёзностью, потому что не хотим, чтобы клиент оказался с медиатором, которые не будет соответствовать, прилагаем много усилий, чтобы сделать так, чтобы оптимальный для рассмотрения отдельно взятого дела медиатор вёл именно это дело.
УЦМ: На что следует обращать внимание, когда в процесс медиации вовлечены юристы? Я имею ввиду структуру процесса, предварительное общение с клиентом.
Билл Марш: Думаю, в медиации роль юристов является критичной. Предпочитаю медиировать, когда клиенты приводят своих юристов с собой, т.к. полагаю, что в случае эмоционально насыщенных переговоров, клиенту необходимо мнение кого-то, кто отстранён от спора эмоционально, но в то же время, пребывает на его стороне. В данном случае таким человеком выступает юрист. Полагаю, что наличие конструктивного и эффективного юриста, который представляет интересы стороны, делает процесс более эффективным. Я бы хотел, чтобы стороны достигли соглашения в медиации, если это в их интересах. Цель медиации не заключается в том, чтобы убедить стороны достигнуть соглашения. Потому важно, чтобы представитель стороны присутствовал и давал независимые консультации и комментарии относительно того, является ли предложенное достаточно весомым для клиента. Я думаю также, что в процессе медиации возникает множество юридических вопросов, которые следует должным образом обсудить. Так что в интересах сторон пригласить своих юристов для обсуждения ряда подобных вопросов. Я – сторонник юристов в медиации.
УЦМ: Какие есть гарантии конфиденциальности? Существуют ли штрафы за нарушение конфиденциальности, если стороны открывают служебную информацию в процессе медиации?
Билл Марш: Суд не признает доказательством любую информацию, полученную сторонами в процессе медиации. Потому суды по сути сами предостерегают стороны от употребления информации, полученной во время медиации, как улики. Если сторона захочет напечатать информацию о деталях переговоров в газете, вторая сторона имеет право, гарантированное ей законом, остановить публикацию данной информации. Суды на сегодня изучают пределы такой конфиденциальности. Случалось, что медиатора приглашали давать показания. В сущности, и меня приглашали давать показания несколько раз, и каждый раз я отказывался это делать. И каждый раз обе стороны это принимали. Другими словами, люди испытывают пределы допустимого, но до сих пор система работала довольно хорошо.
УЦМ: Защищены ли медиаторы от обязанности давать показания или остаётся ли это на их усмотрение? Существует ли закон, охраняющий медиаторов?
Билл Марш: Да. Не позволено, будучи медиатором, давать показания. В начале процесса Вы подписываете контракт со сторонами на предмет того, что Вы не имеете права давать показания как медиатор. В сущности, Вы связаны контрактом, обязывающим Вас не делать этого. У нас нет законодательства, регулирующего медиацию, но, в то же время, правительство изучает возможность нормативного регулирования этих вопросов. Одна из тем, которые потенциально могут быть урегулированы законодательно – это конфиденциальность. Возможно, бремя ответственности за соблюдение конфиденциальности будет налагаться не контрактом, а законодательно. Сейчас – сугубо контракт, но система, кажется, работает достаточно хорошо. Причина, по которой правительство рассматривает вопрос изменений – вступившая в силу Директива ЕС, которая обязывает страны внедрить законодательные изменения в систему медиации. Правительство использует эту ситуацию, чтобы сказать: «мы не должны этого делать, но возможно, сделаем».
УЦМ: Если медиаторы узнают детали преступления в процессе медиации, обязаны ли они сообщить об этом властям?
Билл Марш: Да. Существуют несколько исключений из положений о конфиденциальности. Одно из них – если ты узнаешь о преступлении. Другое – если ты узнаёшь, что одна из сторон находится в физической опасности, то есть, например, может быть убита. В этом случае ты не должен соблюдать конфиденциальность. Стороны, прибегающие к медиации с самого начала уведомлены о том, что всё конфиденциально, кроме случаев раскрытия деталей преступления, или обнаружения, что жизни одной из сторон что-либо угрожает.
УЦМ: Что если медиатор в процессе узнает о том, что сторона совершила, например, мошенничество, и должна быть привлечена к уголовной ответственности? Продолжает ли медиатор процесс или предпринимает другие действия в этом случае?
Билл Марш: В основном медиаторы действуют на основании Кодекса этики медиатора. Лично я действую на его основании. Он соответствует европейской директиве, который обычно используется на территории ЕС. Её положения гласят, что если я понимаю, что имеет место мошенничество любого рода, я могу принять решение свернуть медиацию и уйти. Мне никогда не доводилось делать этого. Однако, довольно распространенный случай, когда от одной из сторон звучат обвинения в мошенничестве. Из моего 20-летнего опыта медиации, я могу уверено сказать, что мне никогда не доводилось прерывать медиации самому на основании того, что я был убеждён, что одна из сторон совершила преступление, в частности мошенничество.
УЦМ: Что для Вас самое трудное в бизнесе под названием медиация?
Билл Марш: Полагаю, что быть медиатором – восхитительный род занятий. Это очень благодарная работа и большая честь. Потому что люди приглашают Вас в собственный конфликт и просят Вас найти из него выход. Это благодарная, и в то же время трудная работа – порой бывает тяжело и обескураживающе. Думаю, коммерческая сторона медиации – это отдельный предмет, отличный от практики медиации. Практиковать медиацию подразумевает то, что я прежде говорил – это интересное, трудное, очень благодарное занятие. Коммерческая сторона медиации – это вещь в себе. Как люди практикуют медиацию, как развивают бизнес, как получают клиентов? Нужно ли кооперироваться и работать с другими медиаторами, или строить частную практику самостоятельно? Подобные вопросы очень важны для медиатора. Если посмотреть глобально, обнаруживаешь, что медиаторы зачастую считают сотрудничество затруднительным на этапе постройки собственного бизнеса. И в этом есть некая странная ирония, потому что медиаторы по сути должны быть хорошими кооператорами. Но во многих странах, включая мою страну, медиаторы затрудняются сотрудничать. Мое мнение, что если мы находимся на этапе развития рынка как такового, мы должны сотрудничать. Если мы строим частный бизнес, тогда люди могут выполнять свои задачи индивидуально. Но я думаю, что решающее значение на этапе становления медиации имеет способность медиаторов сотрудничать для создания рынка, наращивания доверия к процессу, влияния на уровне правительства, судебной системы, деловых кругов, и в других сферах. Упомянутое может быть достижимо лучшим образом, в случае, если они сотрудничают, нежели, если они бы работали индивидуально.
УЦМ: На каком этапе возникает вопрос цены за услуги? И Вы работаете с другими медиаторами в своём офисе, они являются Вашими партнёрами, или у вас конкурентные взаимоотношения?
Билл Марш: Это очень интересный вопрос. Есть несколько различных моделей предоставления услуг по медиации в Великобритании. Существуют центры медиации, медиаторы, оказывающие услуги индивидуально, медиаторы, которые являются партнёрами в юридических фирмах (большую часть времени они выступают, как юристы, но несколько раз в год медиируют). Таким образом, есть несколько моделей. Модель, которую использует моя компания следующая – есть 6 медиаторов. Мы все независимые и работаем сами на себя, но у нас общий офис, который управляет нашей практикой. Мы делаем взносы для поддержания работы офиса и практикуем под одним общим брэндом «независимые медиаторы». Такая модель функционирует довольно успешно. Это занятно, потому что в теории мы находимся в конкурентных взаимоотношениях друг с другом, но на практике мы настолько заняты работой, что нет времени на конкуренцию – мы состязаемся с валом работы, а не друг с другом. В сущности, я считаю вопрос сотрудничества и соперничества медиаторов центральным. Если нам удастся найти баланс между сотрудничеством и соперничеством, мы сможем достичь высоких результатов. Если мы будем тратить слишком много времени на конкурентную борьбу, достичь успеха будет затруднительно.
УЦМ: Когда рассматривается дело, существует ли уровень ответственности медиатора перед клиентом?
Билл Марш: Мне представляется, что основная ответственность медиатора – донести до сторон все этапы процесса наиболее эффективным способом. Клиенты обращаются к вам с серьёзным спором. Они хотят, чтобы были созданы условия, максимально способствующие поиску решения Разумеется, не всегда решение может быть найдено, но они хотят быть уверены в том, медиатор в процессе медиации делает все возможное для того, чтобы шанс поиск на решения был бы использован максимально. Кроме того, существует большая этическая ответственность - быть наиболее эффективным, и не допускать нарушения конфиденциальности. Существует также огромная моральная и этическая ответственность медиатора выполнять свою работу наилучшим образом. Есть некое равновесие, которого необходимо достичь в рамках медиации. Поэтому ему нужно внутренне принять и помнить, что клиенты должны принимать свои собственные решения. Если их выбор - «не договориться», это – их собственное решение . Но это с одной стороны. С другой – быть эффективным медиатором – это максимизировать возможности для договоренности. Это представляется трудным с точки зрения соблюдения паритета двух внутренних установок – 1) уважение свободы клиентов в принятии собственных решений и 2) создание максимальных возможностей для договоренности. Важно одновременно быть чутким во время задавания вопросов клиентам – и проверять, является ли их заявленная позиция на самом деле тем, что им нужно.
Что касается гражданской ответственности, дела обстоят следующим образом: если вы нарушаете конфиденциальность, клиенты могут подать на вас в суд; иногда в некоторых странах, например, в Австралии такое случилось несколько раз. Стороны могут подать в суд на медиатора за то, что он позволяет себе давать советы о том , как наилучшим образом разрешить спор. В Австралии стороны последовали совету медиатора, а в последствии, решение не показалось им оптимальным, и они обратились в суд с вопросом о возмещении и вреда. В Великобритании такого никогда не случалось. В других странах подобные случаи чрезвычайно редкие. Мне кажется, медиаторы ещё опасаются вероятности того, что на них могут подать в суд, в случае, если стороны не смогли договориться. По моему мнению, это неправомочно. Когда вы прибегаете к услугам медиатора, вы ищете лицо, которое помогло бы вам разрешить спорную ситуацию, создав условия для поиска потенциальных решений. В этом случае, если стороны решат не останавливаться на определенном варианте решения, это их дело. Стороны сами, а не медиатор, контролируют содержание соглашения, которые они заключают. По этой причине, я никогда не слышал, чтобы кто-либо подавал в суд на медиатора вследствие того, что стороны не договорились.
УЦМ: Многие не видят разницы между навыками медиатора и переговорщика, утверждая, что например, всю жизнь проводили деловые переговоры, и учиться медиации бессмысленно. Люди не различают важность процесса медиации, не осознают, что этому необходимо учиться.
Билл Марш: Существует огромная разница между тем, чтобы быть переговорщиком и быть медиатором. Либо, между тем, чтобы быть переговорщиком в прямых переговорах и посредником в процессе медиации. Одна из сторон медиации, которую я закончил вчера здесь в Киеве, сказала мне, что если бы это были бы прямые переговоры между сторонами, они продлились бы максимум один час, и стороны бы разошлись без какого-либо решения. Таким образом, что-то в процессе медиации есть такое, что держит людей за столом переговоров в течение двух дней, вместо часа. Где ключ для понимания различий , т.е. чем отличается медиация от прямых переговоров? Эти моменты очень трудно описать теоретически. В то же время практическое наблюдение позволяет с лёгкостью ощутить разницу. Вчера я говорил с клиентами о медиации. Для многих из них это был первый опыт участия в процессе медиации. Когда я спросил, как они ощутили различия в процессах переговоров и медиации, они сказали, что это абсолютно различные процессы. Именно потому один из них сказал, что прямые переговоры потерпели бы фиаско.
УЦМ: Известно, что медиаторам запрещено давать советы в процессе медиации. Однако существуют виды медиации, в которых медиатор вовлечён в процесс и в праве давать рекомендации. Так должны ли медиаторы советовать клиентам или они должны держаться вне ситуации?
Билл Марш: Медиатор не должен давать советы по разрешению спора. По моему мнению, для этого в процессе находятся юристы клиентов. Клиентам необходим кто-то, кто даст им хороший независимый совет, но это лицо не может быть медиатором. Другими словами, медиатор не может давать рекомендации касательно правовой стороны вопроса, но вполне может посоветовать клиенту что-либо, относительно процесса медиации. Когда люди приходят в медиацию, они ищут человека, который будет экспертом в разрешении конфликтов. Таким образом, они ищут кого-то, кто способен им дать наилучший совет не в сфере права, а относительно наилучшего способа ведения переговоров. Таким образом, это – консультация, но отнюдь не юридическая.
УЦМ: Системы законодательства предусматривают какие-либо ограничения для медиаторов, будь то возрастные или образовательные?
Билл Марш: Хитрый вопрос. Зависит от сферы применения медиации. По моему личному мнению, медиация играет роль на всём общественном поле без исключений – бизнес, школа, семья, соседи и пр. Таким образом, если есть законодательство, регулирующее сферу медиации, оно должно способствовать развитию медиации во всех упомянутых областях. Скажем, вы установите возрастное ограничение, к примеру, чтобы быть медиатором, вы должны быть старше 30 лет. Что же будет с более молодыми медиаторами, которые являются ценными кадрами в обществе? Почему они должны быть отстранены от этой работы? Некоторые скажут, что в деловой сфере желателен медиатор, который постарше, поопытнее. Возможно, в силу того, что я – британец, у меня другой взгляд на вещи, который состоит в том, что это сугубо дело сторон – выбирать, кто будет их медиатор. Если они хотят постарше или помоложе – это их право. Я не думаю, что в Великобритании мог бы быть состоятельным закон, который ограничивал медиационную компетенцию возрастным цензом. Сложный вопрос и об уровне образования. Некоторое законодательство предполагает, что нужно иметь диплом, чтобы быть медиатором. У меня есть друзья в Великобритании, у которых вовсе нет степени высшего образования, и при этом они работают медиаторами и в одном ряду с лучшими медиаторами, которых я знаю. Почему сам факт отсутствия степени должен ограничить право работать медиатором? С другой стороны, надо отдавать должное тому, что мы, по сути, создаём новую профессию. И как только мы это признаём, вопросы квалификации и возраста приобретают большое значение, в той мере, в какой это важно для любой другой профессии.
УЦМ: Есть ли курсы медиаторов в университетах для студентов, или существуют только обучающие центры медиации?
Билл Марш: Некоторые университеты начинают предлагать курс медиации. Он, главным образом, не касается навыков медиатора, скорее – теоретической базы медиации. Существуют аспирантские курсы медиации, полагаю, есть аналогичные курсы и для магистров. В то же время, я не считаю, что данная сфера развита в моей стране должным образом. Академическая сторона вопроса менее развита, по сравнению с теоретической. Просто-напросто потому, что это свойство натуры британцев – мы чрезмерно практичны, теория нас мало интересует.
УЦМ: Каким образом Вы готовитесь к многосторонней медиации? Очевидно, что это более сложный процесс.
Билл Марш: Основное в подготовке – хорошо выспаться, потому что работать придется усиленно. После того, как выспишься, необходимо как можно лучше понять для себя суть вопроса. Это понимание приходит из изучения документов, которые предоставили стороны, а также из телефонных разговоров. Потому что основная сложность многосторонней медиации – недостаток времени. Скажем, вы работаете с пятью сторонами. Полчаса только для того, чтобы первично пообщаться с каждой из сторон, выливается в два с половиной часа. То есть каждая сторона ожидает своей очереди по два часа. При эффективном управлении процессом, необходимо как следует подготовиться в отношении сути дела. Во-вторых, эффективное управление процессом подразумевает, например, разделение их на группы. Так, скажем, из пяти участников переговоров, трое могут иметь схожие интересы в переговорах. Можно предложить им работать в переговорах вместе, как группа. Очевидно, работая с группой, можно говорить о том, что пятисторонние переговоры стали трёхсторонними, в данном случае.
Эффективность процесса можно увеличить еще, например, за счёт того, что, проводя беседу с одной из сторон, вы можете предложить остальным, в случае, если они захотят, обсуждать вопросы дела между собой, не дожидаясь медиатора. Отчасти, задача состоит в том, чтобы создать для сторон условия воспользоваться возможностью для переговоров, которая у них есть.
Другим важным аспектом является выделение достаточного количества времени для проведения медиации. Однажды я делал 13-сторонюю медиацию. Это занимает много времени. Даже если у меня будут короткие встречи с каждой из сторон, так или иначе, это займет достаточно много времени. Мы большое внимание уделяем изучению возможности работать в более обширных группах по интересам. В конце концов, большая часть сторон сформировала группу, объединенную общими интересами в переговорах. И, тем не менее, не смотря ни на что, упомянутая медиация заняла 40 часов. Дело не в том, что мы продвигались в процессе слишком медленно, а потому, что было 13 сторон переговоров, у каждой из которых было своё мнение, и каждая из которых претендовала на моё время.
Необходим практицизм и прагматизм. Достаточно важно объяснить сторонам, что не медиатор несёт ответственность за исход переговоров, а стороны. В том случае, я сказал, что вас достаточно много (на том момент в комнате было 60 человек), и моя ответственность состоит в том, чтобы процесс был эффективен, а ваша – в том, чтобы сделать процесс наиболее эффективным. Если вы полагаете, что это – сугубо моя ответственность, это займет намного больше времени. Вам нужно подумать, что можно сделать, чтобы повысить эффективность нашей работы. Так, мы поговорили о том, что они могут сделать для оптимизации процесса – сформировать группы интересов, провести сепаратные переговоры по некоторым темам. Нам удалось разработать план, потому что я не взял на себя исключительно ответственность за результат. Я наделил их равной ответственностью за выстраивание структуры процесса, и это сработало.
УЦМ: Сколько медиаторов проводило эту медиацию?
Билл Марш: Один. Со мной был наблюдатель на первых 15 часах работы, но она была беременна, и было поздно. Я беспокоился за неё и отправил домой. Хороший вопрос, кстати. Это была отличная возможность для ко-медиации, работы двух медиаторов. Они выбрали работать с одним. И всё получилось, но надо сказать, что никогда прежде я так тяжело не работал. Наличие ещё одного медиатора существенно бы облегчило мне задачу и, возможно, для сторон также.
УЦМ: Они все находились в одном здании?
Билл Марш: Да.
УЦМ: В течение всего процесса?
Билл Марш: Да, и это имело решающее значение. Ведь в таком сложном деле найти здание, в которое 60 человек могут прийти одновременно – само по себе было тяжелой задачей. У нас заняло несколько месяцев, чтобы определиться с датой переговоров. Люди знали, что, если с такими сложностями удалось определить дату переговоров, им нужно наиболее рационально распорядиться своим временем, потому что они никогда не смогут согласовать повторную встречу. Они ощущали ответственность за переговоры.
УЦМ: Кто занимался логистикой в этих переговорах?
Билл Марш: Всё происходило под эгидой юридической фирмы. Они прекрасно справились, даже обеспечили нас едой и напитками. Мы как-то в восемь утра сидели с группой переговорщиков, когда в комнату постучали, вкатилась тележка с едой, и было очень приятно, особенно в виду того, что это вовсе не было обязательным. Это был жест так сказать «противной» стороны, который читался как признание того, что они осознают, что переговоры тяжелые, и пытаются поддержать посильно участников.
Маленькие жесты, подобные этому, когда люди признают человечность и потребности друг друга на очень базовом уровне, важны. Я как-то проводил медиацию между двумя людьми, которые раньше были партнерами по бизнесу, а потом один обвинил другого в воровстве. На момент переговоров они не общались около 5 лет. Они сидели по разным комнатам, и каждый из них говорил, что ни за что не увидится с бывшим партнером. Я сказал, что я не могу принудить их, но у меня достаточный опыт медиации, чтобы утверждать, что очень важно встретиться и поговорить. Есть вещи, которые не были высказаны на протяжении пяти лет, но должны быть высказанными. Разумеется, это - риск, но рискнуть, возможно, стоит. Выйти из процесса можно в любой момент – через минуту, час, день. Они согласились. Встреча продолжалась три часа. Очень напряженный разговор – они не были склонны говорить много. Присутствовали юристы. На столе стояла бутылка с водой.
По окончанию первого часа разговора, один из бизнесменов взял бутылку и сначала наполнил стакан визави, потом свой собственный. Это можно было бы легко упустить из виду – просто жест вежливости, но он не прошел незамеченным для сидящего на другом краю стола. Это помогло более плодотворному течению дискуссии, и встреча продолжалась около трёх часов. Они сказали многое из того, что они должны были сказать ещё пять лет назад, и впоследствии заключили договор. Лично для меня, процесс – это методология и прочее, но отчасти всё сводится к человеческому фактору – маленькие жесты доброты и признания порой имеют странную силу.
УЦМ: Проводите ли Вы анализ ситуации на предмет её медиабельности?
Билл Марш: Перед началом медиации, когда я изучаю материалы дела, говорю со сторонами или их правовыми представителями по телефону, порой попадается информация, которая указывает на то, что дело не возможно разрешить с помощью медиации. В подобном случае я обращаюсь к юристам сторон со словами: «Это похоже на проблему и серьезно повлияет на процесс медиации. Потому нам необходимо это обсудить».
Думаю, всего два раза за двадцать лет я сказал сторонам, что их дело не готово для медиации. В одном случае стороны мне называли центральной всего лишь одну проблему, которая, в действительности, не была полноценно сформулирована. Я задал вопрос: «Если вы придете на медиацию, о чём конкретно вы будете говорить? Потому что из ваших слов следует, что у вас нет полного понимания проблемы. Конечно, можно прибегнуть к медиации именно с целью сформулировать спорный вопрос. Но прежде, чем вы это сделаете, я бы вам рекомендовал собрать ещё мнения и побольше информации по делу. Важно, чтобы в медиации диалог был более сфокусированный».
УЦМ: Скажите, пожалуйста, из Вашего опыта относительно развития медиации в странах Восточной Европы, можно ли утверждать, что принятие закона о медиации существенным образом продвигает популярность процесса?
Билл Марш: Не могу привести статистические данные, но могу сказать, что это зависит как от того, что именно написано в законе (содержание нормальтивного акта), так и от установления правовых норм как таковых, как факта, что помогает поднять уровень доверия к процессу. И, полагаю, важность законодательства о медиации, принятого странами, частично касается непосредственно содержания нормы, но в большей степени само наличие правовых рамок существенным образом повышает доверие к процессу у людей. Потому что они думают, раз существует закон об этом процессе, можно доверять и его структуре, и квалификации медиатора (не человек с улицы, который просто проходил мимо). Закон о медиации позитивно сказывается на так называемом имидже медиации, как таковом.
УЦМ: Проект Закона Украины «О медиации» прошёл процедуру регистрации в Верховной Раде. Какие бы были Ваши рекомендации в отношении законопроекта?
Билл Марш: Это сложный вопрос. Я не читал проект украинского закона, но принимал участие в подготовке законодательной базы для медиации в других странах. Главным образом, страны исповедуют два кардинально разных подхода к данному вопросу. В законодательствах некоторых стран очень детально прописаны все аспекты медиации, а именно, конфиденциальность, содержание тренингов, этические вопросы и т.д. В других странах задано рамочное законодательство для медиации, и в заданных законодательных пределах люди принимают свои решения. Так что это вопрос политики государства. Даже не столько, исходя из того, что требует медиация, сколько из того, что требует законодательная культура той или иной страны. В некоторых странах предпочитают детально прописанные своды законов, в других – к таким относится и Великобритания – достаточно либеральны, предпочитая практиковать медиацию с той или иной степенью свободы. Различные взгляды на жизнь.
Разговор вели Галина Ерёменко, Татьяна Лендьел, Украинский Центр Медиации [kmbs]
Билл Маршодин из опытнейших медиаторов Великобритании. В 1991-2002 работалисполнительным директором CEDR (Великобритания). Выступал экспертом поподготовке законов по медиации в Турции, Румынии, Болгарии и др.Международный опыт: проведение коммерческих медиации в Греции, Франции,Швейцарии, Австралии, Канаде, Китае, России, Украины и др. Сферыспециализации: коммерческая медиация в банковской сфере,интеллектуальная собственность, медицинская сфера, строительство,корпоративное управление и др. Среди кейсов, где он выступалмедиатором, споры на сумму более 60 млн. фунтов стерлингов.http://www.billmarsh.co.uk/cvs.html.
УЦМ: Когда имплементация медиации начиналась в Великобритании, каково было мнение общества? Каковы были ожидания?
Билл Марш: Вы знаете, ведение нового процесса всегда сопряжено со скептицизмом. При этом кроме скептиков, есть энтузиасты. И у нас в Великобритании, как водится, было достаточно и тех и других. Урок, который я вынес для себя, состоит в том, что, прежде всего, адаптация занимает некоторое время. Мнение людей о медиации не меняется за одну ночь. Во-вторых, наиболее важная вещь в формировании позиции людей – это опыт. Возможно, вести бесконечные теоретические дискуссии на тему медиации в некотором смысле даже полезно. Однако то, что действительно меняет мнение людей о медиации – это личный опыт. Люди, прибегнувшие к медиации, были полностью убеждены в полезности процесса, в то время как люди, которые слышали о медиации в теории, не были убеждены в целесообразности, пока не попробовали. Это и стало основным уроком для меня в тот период времени. В то время я специализировался на коммерческих спорах, и у меня была частная юридическая практика. Затем я поменял специализацию на медиацию. Тогда казалось, что это значительный риск, так как медиаций не проводилось вовсе. При этом мы верили, что можем сделать нечто уникальное и очень интересное, и изменить взгляд людей на конфликтную ситуацию. Поэтому мы с радостью рискнули, чтобы посмотреть, во что это выльется.
УЦМ: Сколько лет Вы занимаетесь медиацией, и когда пришел первый успех?
Билл Марш: 21 год. Первое достижение, которое я помню, это конференция, в которой был президиум, состоявший из бизнесменов. Они прошли медиации и делились опытом. Это было очень эффективно. Намного более эффективно, чем, если бы на тему медиации говорил медиатор, потому что люди воспринимают медиаторов, как продавцов услуг, в то время как их клиентов совсем иначе. Второй «этапный случай», который я помню, это когда судьи призвали стороны использовать медиацию. Это произошло в 1995 году, и в тот момент мы подумали, что стали частью системы. До этого медиация была словно в вакууме, а с тех пор мы присоединились к судебному аппарату. Это имело колоссальное значение. Потому что даже скептически настроенные в отношении медиации люди должны были согласиться, что суды признали медиацию, как замечательный инструмент для разрешения конфликтов, а потому их скептицизм имеет всё меньше оснований. Вот, пожалуй, два основных поворотных момента в истории развития медиации.
УЦМ: Может ли судья рекомендовать медиацию как обязательную досудебную процедуру?
Билл Марш: Типичный пример британского компромисса. В теории суды не имеют юрисдикции принудить стороны прибегнуть к медиации. Чем они обладают, так это правом отложить слушание на некоторое время, в течение которого стороны могут решить прибегнуть к медиации. Если они решат не делать этого, есть практика, что сторона, выигравшая дело, не прибегнув к медиации, лишается компенсации своих судебных затрат. В частности, апелляционных судах позволено принимать такие решения. Таким образом, суды не могут принудить стороны обратиться к медиации. При этом они могут в некотором роде усложнить им жизнь, в случае, если стороны не прибегают к медиации до суда. Словом, на практике процедура едва ли добровольная.
УЦМ: В каких секторах в Великобритании медиация пользуется наибольшим интересом?
Билл Марш: Прежде всего, это коммерческий сектор – банковская сфера, страховой бизнес, фармакология, информационные технологии, транспортный сектор. Я, например, провожу около 60 медиаций ежегодно, и они могут быть в любой коммерческой сфере. Медиация, которую я проводил в Киеве, касалась финансовых услуг, но существует много различных секторов, где применяется медиация. Также медиация в Великобритании – распространенное явление для семейных споров, которые касаются бракоразводных процессов и содержания детей. Возрастает популярность медиации для разрешения общественных споров. Например, в случаях конфликтов между соседями или этническими группами, религиозными общинами, медиация используется всё чаще.
УЦМ: Должен ли медиатор быть экспертом в той сфере, в которой он проводит медиацию?
Билл Марш: Наиболее важно, чтобы медиатор был экспертом в медиации. Это очень благодарный и в определённой степени сложный процесс. Не думаю, что имеет большое значение, являешься ли ты экспертом в обсуждаемой области – скажем, в финансовой, банковской, страховой. Иногда стороны предпочитают медиатора, специализирующегося на данных вопросах, так как чувствуют себя более уверено, обсуждая с ним спорные вопросы. Как медиатор, я не считаю, что это влияет на процесс медиации, но я принимаю тот факт, что порой стороны чувствуют большую уверенность, работая с экспертами в той или иной сфере. Например, в процессе медиации в банковской сфере, эксперт-медиатор не является специалистом в банковском деле. По окончании медиации, если Вы спросите стороны, говорил ли медиатор что-либо, что касалось бы сферы знаний банковского дела, скорее всего, их ответ будет отрицательным. Если спросите, говорил ли медиатор что-либо связанное со сферой своих медиационных компетенций, им будет что рассказать. Это свидетельствует о том, что на практике критическое значение имеет только то, насколько ты эксперт в медиации. Если Вы спросите стороны, что было для них наиболее ценным в опыте медиации, они скажут, так хотелось бы надеяться, что это медиационный потенциал медиатора, а не уровень его экспертных знаний в обсуждаемом вопросе.
УЦМ: Волнуетесь ли Вы перед медиацией?
Билл Марш: Да. Я всегда чувствую, что направляюсь в конфликтную среду. Понимаю, что напряжение будет сильным, ведь стороны также очень волнуются – они сталкиваются с непривычными обстоятельствами и неясной средой, в которой им придется решать сложный вопрос. Чувствую не то чтобы волнение, скорее нетерпение, потому что мне хочется, чтобы процесс переговоров был эффективным. Они платят мне деньги и ожидают, что процесс медиации пройдет с максимальной эффективностью. Я ощущаю ответственность перед ними в том, чтобы преподнести процесс самым эффективным образом. Не обязательно прийти к решению, ведь я не могу этого гарантировать. Они должны видеть все возможные варианты решений, и, если они решат не договариваться, это их решение. Моя работа состоит в том, чтобы гарантировать, что каждый возможный вариант решения будет отработан, и стороны продвинулись в переговорах на максимум своих возможностей. Случаи, которые меня действительно огорчают, когда решение возможно и даже логично, но не принимается. Поскольку стороны в чересчур плохих личных отношениях друг с другом – это их ослепляет, и они не могут разглядеть варианты. Я стараюсь держать фокус на зоне возможной договоренности.
УЦМ: Каким образом происходит процесс вовлечения сторон в медиацию?
Билл Марш: Сейчас, например, в Великобритании, медиация – установленный закономерный процесс. К нему есть доверие. У людей практически нет, или очень мало вопросов и тревог в связи с процессом. Как правило, сначала они обращаются к своим юристам в случае конфликта. И в большинстве случаев юристы станут говорить с ними о медиации, обсуждать этот вариант решения вопроса. Это никогда не единственный вариант, но один из возможных. Большинство дел проходящих через медиацию в Великобритании, а именно коммерческую медиацию, сначала обсуждается юристами сторон, и они принимают совместное решение о привлечении медиатора. Так начинается медиация. В других случаях судья рекомендует сторонам пройти медиацию.
УЦМ: Каким образом происходит подготовка к медиации? Изучение материалов, коммуникации со сторонами?
Билл Марш: В моей компании, стороны звонят и резервируют время – два или три дня на медиацию. После этого я им звоню, чтобы обсудить дело, как таковое, не слишком вдаваясь в детали. Я хочу знать немного об истории конфликта, переговорах, которые имели место до момента обращения ко мне, о том, что является важным для каждой из сторон. Некоторая базовая информация. Затем представитель моего офиса обращается к сторонам за кратким резюме вопроса – информацией о том, как каждая из сторон видит спор. Т.е. история вопроса, суть юридических разногласий, детали коммерческой ситуации и т.д. Стороны направляют мне эту информацию с сопроводительными материалами, которые они считают относящимися к сути вопроса. Например, я участвовал в двухдневной коммерческой медиации в Киеве, и каждая из сторон предоставила информацию о сути спора, выдержки из переписки между сторонами и копии контрактов, которые были предметом спора. Это была моя первичная информация. Потом я некоторое время разговаривал с юридическими представителями сторон по телефону о том, как стороны рассматривают конфликт, что важно, на чём стоит сосредоточиться в медиации. После состоялась медиация. Успешно. Говорю об этом с удовольствием.
УЦМ: Кто такие кейс-менеджеры, и какова их роль в медиации?
Билл Марш: Кейс-менеджеры достаточно важны. В моём офисе их три. Отчасти они занимаются расписанием – моим и других медиаторов, и осуществляют решение организационных, прикладных вопросов. Также они проводят много времени в разговорах с клиентами, обсуждая, например, вопрос, какой из медиаторов будет наиболее подходящий в рассмотрении данного дела. Другими словами, они образовывают и информируют клиентов, помогая им принять оптимальное решение о процессе. Они являются публичным лицом медиации. Именно эти люди общаются с клиентом, когда он звонит впервые, поэтому необходимо, чтобы клиент ощущал, что они понимают процесс медиации, со всей серьёзностью относятся к запросу клиента, потому что у всех клиентов есть опасения в связи с медиацией. У всех клиентов различные приоритеты. Порой клиент звонит, и говорит, что ищет особого медиатора – либо с заданным подходом или стилем. Он не хочет услышать в ответ, что все наши медиаторы обладают необходимыми ему навыками. Скорее, ему важно услышать, что этот медиатор подойдет наиболее, в отличие от другого. Мы относимся к вопросу ответственности перед клиентом со всей серьёзностью, потому что не хотим, чтобы клиент оказался с медиатором, которые не будет соответствовать, прилагаем много усилий, чтобы сделать так, чтобы оптимальный для рассмотрения отдельно взятого дела медиатор вёл именно это дело.
УЦМ: На что следует обращать внимание, когда в процесс медиации вовлечены юристы? Я имею ввиду структуру процесса, предварительное общение с клиентом.
Билл Марш: Думаю, в медиации роль юристов является критичной. Предпочитаю медиировать, когда клиенты приводят своих юристов с собой, т.к. полагаю, что в случае эмоционально насыщенных переговоров, клиенту необходимо мнение кого-то, кто отстранён от спора эмоционально, но в то же время, пребывает на его стороне. В данном случае таким человеком выступает юрист. Полагаю, что наличие конструктивного и эффективного юриста, который представляет интересы стороны, делает процесс более эффективным. Я бы хотел, чтобы стороны достигли соглашения в медиации, если это в их интересах. Цель медиации не заключается в том, чтобы убедить стороны достигнуть соглашения. Потому важно, чтобы представитель стороны присутствовал и давал независимые консультации и комментарии относительно того, является ли предложенное достаточно весомым для клиента. Я думаю также, что в процессе медиации возникает множество юридических вопросов, которые следует должным образом обсудить. Так что в интересах сторон пригласить своих юристов для обсуждения ряда подобных вопросов. Я – сторонник юристов в медиации.
УЦМ: Какие есть гарантии конфиденциальности? Существуют ли штрафы за нарушение конфиденциальности, если стороны открывают служебную информацию в процессе медиации?
Билл Марш: Суд не признает доказательством любую информацию, полученную сторонами в процессе медиации. Потому суды по сути сами предостерегают стороны от употребления информации, полученной во время медиации, как улики. Если сторона захочет напечатать информацию о деталях переговоров в газете, вторая сторона имеет право, гарантированное ей законом, остановить публикацию данной информации. Суды на сегодня изучают пределы такой конфиденциальности. Случалось, что медиатора приглашали давать показания. В сущности, и меня приглашали давать показания несколько раз, и каждый раз я отказывался это делать. И каждый раз обе стороны это принимали. Другими словами, люди испытывают пределы допустимого, но до сих пор система работала довольно хорошо.
УЦМ: Защищены ли медиаторы от обязанности давать показания или остаётся ли это на их усмотрение? Существует ли закон, охраняющий медиаторов?
Билл Марш: Да. Не позволено, будучи медиатором, давать показания. В начале процесса Вы подписываете контракт со сторонами на предмет того, что Вы не имеете права давать показания как медиатор. В сущности, Вы связаны контрактом, обязывающим Вас не делать этого. У нас нет законодательства, регулирующего медиацию, но, в то же время, правительство изучает возможность нормативного регулирования этих вопросов. Одна из тем, которые потенциально могут быть урегулированы законодательно – это конфиденциальность. Возможно, бремя ответственности за соблюдение конфиденциальности будет налагаться не контрактом, а законодательно. Сейчас – сугубо контракт, но система, кажется, работает достаточно хорошо. Причина, по которой правительство рассматривает вопрос изменений – вступившая в силу Директива ЕС, которая обязывает страны внедрить законодательные изменения в систему медиации. Правительство использует эту ситуацию, чтобы сказать: «мы не должны этого делать, но возможно, сделаем».
УЦМ: Если медиаторы узнают детали преступления в процессе медиации, обязаны ли они сообщить об этом властям?
Билл Марш: Да. Существуют несколько исключений из положений о конфиденциальности. Одно из них – если ты узнаешь о преступлении. Другое – если ты узнаёшь, что одна из сторон находится в физической опасности, то есть, например, может быть убита. В этом случае ты не должен соблюдать конфиденциальность. Стороны, прибегающие к медиации с самого начала уведомлены о том, что всё конфиденциально, кроме случаев раскрытия деталей преступления, или обнаружения, что жизни одной из сторон что-либо угрожает.
УЦМ: Что если медиатор в процессе узнает о том, что сторона совершила, например, мошенничество, и должна быть привлечена к уголовной ответственности? Продолжает ли медиатор процесс или предпринимает другие действия в этом случае?
Билл Марш: В основном медиаторы действуют на основании Кодекса этики медиатора. Лично я действую на его основании. Он соответствует европейской директиве, который обычно используется на территории ЕС. Её положения гласят, что если я понимаю, что имеет место мошенничество любого рода, я могу принять решение свернуть медиацию и уйти. Мне никогда не доводилось делать этого. Однако, довольно распространенный случай, когда от одной из сторон звучат обвинения в мошенничестве. Из моего 20-летнего опыта медиации, я могу уверено сказать, что мне никогда не доводилось прерывать медиации самому на основании того, что я был убеждён, что одна из сторон совершила преступление, в частности мошенничество.
УЦМ: Что для Вас самое трудное в бизнесе под названием медиация?
Билл Марш: Полагаю, что быть медиатором – восхитительный род занятий. Это очень благодарная работа и большая честь. Потому что люди приглашают Вас в собственный конфликт и просят Вас найти из него выход. Это благодарная, и в то же время трудная работа – порой бывает тяжело и обескураживающе. Думаю, коммерческая сторона медиации – это отдельный предмет, отличный от практики медиации. Практиковать медиацию подразумевает то, что я прежде говорил – это интересное, трудное, очень благодарное занятие. Коммерческая сторона медиации – это вещь в себе. Как люди практикуют медиацию, как развивают бизнес, как получают клиентов? Нужно ли кооперироваться и работать с другими медиаторами, или строить частную практику самостоятельно? Подобные вопросы очень важны для медиатора. Если посмотреть глобально, обнаруживаешь, что медиаторы зачастую считают сотрудничество затруднительным на этапе постройки собственного бизнеса. И в этом есть некая странная ирония, потому что медиаторы по сути должны быть хорошими кооператорами. Но во многих странах, включая мою страну, медиаторы затрудняются сотрудничать. Мое мнение, что если мы находимся на этапе развития рынка как такового, мы должны сотрудничать. Если мы строим частный бизнес, тогда люди могут выполнять свои задачи индивидуально. Но я думаю, что решающее значение на этапе становления медиации имеет способность медиаторов сотрудничать для создания рынка, наращивания доверия к процессу, влияния на уровне правительства, судебной системы, деловых кругов, и в других сферах. Упомянутое может быть достижимо лучшим образом, в случае, если они сотрудничают, нежели, если они бы работали индивидуально.
УЦМ: На каком этапе возникает вопрос цены за услуги? И Вы работаете с другими медиаторами в своём офисе, они являются Вашими партнёрами, или у вас конкурентные взаимоотношения?
Билл Марш: Это очень интересный вопрос. Есть несколько различных моделей предоставления услуг по медиации в Великобритании. Существуют центры медиации, медиаторы, оказывающие услуги индивидуально, медиаторы, которые являются партнёрами в юридических фирмах (большую часть времени они выступают, как юристы, но несколько раз в год медиируют). Таким образом, есть несколько моделей. Модель, которую использует моя компания следующая – есть 6 медиаторов. Мы все независимые и работаем сами на себя, но у нас общий офис, который управляет нашей практикой. Мы делаем взносы для поддержания работы офиса и практикуем под одним общим брэндом «независимые медиаторы». Такая модель функционирует довольно успешно. Это занятно, потому что в теории мы находимся в конкурентных взаимоотношениях друг с другом, но на практике мы настолько заняты работой, что нет времени на конкуренцию – мы состязаемся с валом работы, а не друг с другом. В сущности, я считаю вопрос сотрудничества и соперничества медиаторов центральным. Если нам удастся найти баланс между сотрудничеством и соперничеством, мы сможем достичь высоких результатов. Если мы будем тратить слишком много времени на конкурентную борьбу, достичь успеха будет затруднительно.
УЦМ: Когда рассматривается дело, существует ли уровень ответственности медиатора перед клиентом?
Билл Марш: Мне представляется, что основная ответственность медиатора – донести до сторон все этапы процесса наиболее эффективным способом. Клиенты обращаются к вам с серьёзным спором. Они хотят, чтобы были созданы условия, максимально способствующие поиску решения Разумеется, не всегда решение может быть найдено, но они хотят быть уверены в том, медиатор в процессе медиации делает все возможное для того, чтобы шанс поиск на решения был бы использован максимально. Кроме того, существует большая этическая ответственность - быть наиболее эффективным, и не допускать нарушения конфиденциальности. Существует также огромная моральная и этическая ответственность медиатора выполнять свою работу наилучшим образом. Есть некое равновесие, которого необходимо достичь в рамках медиации. Поэтому ему нужно внутренне принять и помнить, что клиенты должны принимать свои собственные решения. Если их выбор - «не договориться», это – их собственное решение . Но это с одной стороны. С другой – быть эффективным медиатором – это максимизировать возможности для договоренности. Это представляется трудным с точки зрения соблюдения паритета двух внутренних установок – 1) уважение свободы клиентов в принятии собственных решений и 2) создание максимальных возможностей для договоренности. Важно одновременно быть чутким во время задавания вопросов клиентам – и проверять, является ли их заявленная позиция на самом деле тем, что им нужно.
Что касается гражданской ответственности, дела обстоят следующим образом: если вы нарушаете конфиденциальность, клиенты могут подать на вас в суд; иногда в некоторых странах, например, в Австралии такое случилось несколько раз. Стороны могут подать в суд на медиатора за то, что он позволяет себе давать советы о том , как наилучшим образом разрешить спор. В Австралии стороны последовали совету медиатора, а в последствии, решение не показалось им оптимальным, и они обратились в суд с вопросом о возмещении и вреда. В Великобритании такого никогда не случалось. В других странах подобные случаи чрезвычайно редкие. Мне кажется, медиаторы ещё опасаются вероятности того, что на них могут подать в суд, в случае, если стороны не смогли договориться. По моему мнению, это неправомочно. Когда вы прибегаете к услугам медиатора, вы ищете лицо, которое помогло бы вам разрешить спорную ситуацию, создав условия для поиска потенциальных решений. В этом случае, если стороны решат не останавливаться на определенном варианте решения, это их дело. Стороны сами, а не медиатор, контролируют содержание соглашения, которые они заключают. По этой причине, я никогда не слышал, чтобы кто-либо подавал в суд на медиатора вследствие того, что стороны не договорились.
УЦМ: Многие не видят разницы между навыками медиатора и переговорщика, утверждая, что например, всю жизнь проводили деловые переговоры, и учиться медиации бессмысленно. Люди не различают важность процесса медиации, не осознают, что этому необходимо учиться.
Билл Марш: Существует огромная разница между тем, чтобы быть переговорщиком и быть медиатором. Либо, между тем, чтобы быть переговорщиком в прямых переговорах и посредником в процессе медиации. Одна из сторон медиации, которую я закончил вчера здесь в Киеве, сказала мне, что если бы это были бы прямые переговоры между сторонами, они продлились бы максимум один час, и стороны бы разошлись без какого-либо решения. Таким образом, что-то в процессе медиации есть такое, что держит людей за столом переговоров в течение двух дней, вместо часа. Где ключ для понимания различий , т.е. чем отличается медиация от прямых переговоров? Эти моменты очень трудно описать теоретически. В то же время практическое наблюдение позволяет с лёгкостью ощутить разницу. Вчера я говорил с клиентами о медиации. Для многих из них это был первый опыт участия в процессе медиации. Когда я спросил, как они ощутили различия в процессах переговоров и медиации, они сказали, что это абсолютно различные процессы. Именно потому один из них сказал, что прямые переговоры потерпели бы фиаско.
УЦМ: Известно, что медиаторам запрещено давать советы в процессе медиации. Однако существуют виды медиации, в которых медиатор вовлечён в процесс и в праве давать рекомендации. Так должны ли медиаторы советовать клиентам или они должны держаться вне ситуации?
Билл Марш: Медиатор не должен давать советы по разрешению спора. По моему мнению, для этого в процессе находятся юристы клиентов. Клиентам необходим кто-то, кто даст им хороший независимый совет, но это лицо не может быть медиатором. Другими словами, медиатор не может давать рекомендации касательно правовой стороны вопроса, но вполне может посоветовать клиенту что-либо, относительно процесса медиации. Когда люди приходят в медиацию, они ищут человека, который будет экспертом в разрешении конфликтов. Таким образом, они ищут кого-то, кто способен им дать наилучший совет не в сфере права, а относительно наилучшего способа ведения переговоров. Таким образом, это – консультация, но отнюдь не юридическая.
УЦМ: Системы законодательства предусматривают какие-либо ограничения для медиаторов, будь то возрастные или образовательные?
Билл Марш: Хитрый вопрос. Зависит от сферы применения медиации. По моему личному мнению, медиация играет роль на всём общественном поле без исключений – бизнес, школа, семья, соседи и пр. Таким образом, если есть законодательство, регулирующее сферу медиации, оно должно способствовать развитию медиации во всех упомянутых областях. Скажем, вы установите возрастное ограничение, к примеру, чтобы быть медиатором, вы должны быть старше 30 лет. Что же будет с более молодыми медиаторами, которые являются ценными кадрами в обществе? Почему они должны быть отстранены от этой работы? Некоторые скажут, что в деловой сфере желателен медиатор, который постарше, поопытнее. Возможно, в силу того, что я – британец, у меня другой взгляд на вещи, который состоит в том, что это сугубо дело сторон – выбирать, кто будет их медиатор. Если они хотят постарше или помоложе – это их право. Я не думаю, что в Великобритании мог бы быть состоятельным закон, который ограничивал медиационную компетенцию возрастным цензом. Сложный вопрос и об уровне образования. Некоторое законодательство предполагает, что нужно иметь диплом, чтобы быть медиатором. У меня есть друзья в Великобритании, у которых вовсе нет степени высшего образования, и при этом они работают медиаторами и в одном ряду с лучшими медиаторами, которых я знаю. Почему сам факт отсутствия степени должен ограничить право работать медиатором? С другой стороны, надо отдавать должное тому, что мы, по сути, создаём новую профессию. И как только мы это признаём, вопросы квалификации и возраста приобретают большое значение, в той мере, в какой это важно для любой другой профессии.
УЦМ: Есть ли курсы медиаторов в университетах для студентов, или существуют только обучающие центры медиации?
Билл Марш: Некоторые университеты начинают предлагать курс медиации. Он, главным образом, не касается навыков медиатора, скорее – теоретической базы медиации. Существуют аспирантские курсы медиации, полагаю, есть аналогичные курсы и для магистров. В то же время, я не считаю, что данная сфера развита в моей стране должным образом. Академическая сторона вопроса менее развита, по сравнению с теоретической. Просто-напросто потому, что это свойство натуры британцев – мы чрезмерно практичны, теория нас мало интересует.
УЦМ: Каким образом Вы готовитесь к многосторонней медиации? Очевидно, что это более сложный процесс.
Билл Марш: Основное в подготовке – хорошо выспаться, потому что работать придется усиленно. После того, как выспишься, необходимо как можно лучше понять для себя суть вопроса. Это понимание приходит из изучения документов, которые предоставили стороны, а также из телефонных разговоров. Потому что основная сложность многосторонней медиации – недостаток времени. Скажем, вы работаете с пятью сторонами. Полчаса только для того, чтобы первично пообщаться с каждой из сторон, выливается в два с половиной часа. То есть каждая сторона ожидает своей очереди по два часа. При эффективном управлении процессом, необходимо как следует подготовиться в отношении сути дела. Во-вторых, эффективное управление процессом подразумевает, например, разделение их на группы. Так, скажем, из пяти участников переговоров, трое могут иметь схожие интересы в переговорах. Можно предложить им работать в переговорах вместе, как группа. Очевидно, работая с группой, можно говорить о том, что пятисторонние переговоры стали трёхсторонними, в данном случае.
Эффективность процесса можно увеличить еще, например, за счёт того, что, проводя беседу с одной из сторон, вы можете предложить остальным, в случае, если они захотят, обсуждать вопросы дела между собой, не дожидаясь медиатора. Отчасти, задача состоит в том, чтобы создать для сторон условия воспользоваться возможностью для переговоров, которая у них есть.
Другим важным аспектом является выделение достаточного количества времени для проведения медиации. Однажды я делал 13-сторонюю медиацию. Это занимает много времени. Даже если у меня будут короткие встречи с каждой из сторон, так или иначе, это займет достаточно много времени. Мы большое внимание уделяем изучению возможности работать в более обширных группах по интересам. В конце концов, большая часть сторон сформировала группу, объединенную общими интересами в переговорах. И, тем не менее, не смотря ни на что, упомянутая медиация заняла 40 часов. Дело не в том, что мы продвигались в процессе слишком медленно, а потому, что было 13 сторон переговоров, у каждой из которых было своё мнение, и каждая из которых претендовала на моё время.
Необходим практицизм и прагматизм. Достаточно важно объяснить сторонам, что не медиатор несёт ответственность за исход переговоров, а стороны. В том случае, я сказал, что вас достаточно много (на том момент в комнате было 60 человек), и моя ответственность состоит в том, чтобы процесс был эффективен, а ваша – в том, чтобы сделать процесс наиболее эффективным. Если вы полагаете, что это – сугубо моя ответственность, это займет намного больше времени. Вам нужно подумать, что можно сделать, чтобы повысить эффективность нашей работы. Так, мы поговорили о том, что они могут сделать для оптимизации процесса – сформировать группы интересов, провести сепаратные переговоры по некоторым темам. Нам удалось разработать план, потому что я не взял на себя исключительно ответственность за результат. Я наделил их равной ответственностью за выстраивание структуры процесса, и это сработало.
УЦМ: Сколько медиаторов проводило эту медиацию?
Билл Марш: Один. Со мной был наблюдатель на первых 15 часах работы, но она была беременна, и было поздно. Я беспокоился за неё и отправил домой. Хороший вопрос, кстати. Это была отличная возможность для ко-медиации, работы двух медиаторов. Они выбрали работать с одним. И всё получилось, но надо сказать, что никогда прежде я так тяжело не работал. Наличие ещё одного медиатора существенно бы облегчило мне задачу и, возможно, для сторон также.
УЦМ: Они все находились в одном здании?
Билл Марш: Да.
УЦМ: В течение всего процесса?
Билл Марш: Да, и это имело решающее значение. Ведь в таком сложном деле найти здание, в которое 60 человек могут прийти одновременно – само по себе было тяжелой задачей. У нас заняло несколько месяцев, чтобы определиться с датой переговоров. Люди знали, что, если с такими сложностями удалось определить дату переговоров, им нужно наиболее рационально распорядиться своим временем, потому что они никогда не смогут согласовать повторную встречу. Они ощущали ответственность за переговоры.
УЦМ: Кто занимался логистикой в этих переговорах?
Билл Марш: Всё происходило под эгидой юридической фирмы. Они прекрасно справились, даже обеспечили нас едой и напитками. Мы как-то в восемь утра сидели с группой переговорщиков, когда в комнату постучали, вкатилась тележка с едой, и было очень приятно, особенно в виду того, что это вовсе не было обязательным. Это был жест так сказать «противной» стороны, который читался как признание того, что они осознают, что переговоры тяжелые, и пытаются поддержать посильно участников.
Маленькие жесты, подобные этому, когда люди признают человечность и потребности друг друга на очень базовом уровне, важны. Я как-то проводил медиацию между двумя людьми, которые раньше были партнерами по бизнесу, а потом один обвинил другого в воровстве. На момент переговоров они не общались около 5 лет. Они сидели по разным комнатам, и каждый из них говорил, что ни за что не увидится с бывшим партнером. Я сказал, что я не могу принудить их, но у меня достаточный опыт медиации, чтобы утверждать, что очень важно встретиться и поговорить. Есть вещи, которые не были высказаны на протяжении пяти лет, но должны быть высказанными. Разумеется, это - риск, но рискнуть, возможно, стоит. Выйти из процесса можно в любой момент – через минуту, час, день. Они согласились. Встреча продолжалась три часа. Очень напряженный разговор – они не были склонны говорить много. Присутствовали юристы. На столе стояла бутылка с водой.
По окончанию первого часа разговора, один из бизнесменов взял бутылку и сначала наполнил стакан визави, потом свой собственный. Это можно было бы легко упустить из виду – просто жест вежливости, но он не прошел незамеченным для сидящего на другом краю стола. Это помогло более плодотворному течению дискуссии, и встреча продолжалась около трёх часов. Они сказали многое из того, что они должны были сказать ещё пять лет назад, и впоследствии заключили договор. Лично для меня, процесс – это методология и прочее, но отчасти всё сводится к человеческому фактору – маленькие жесты доброты и признания порой имеют странную силу.
УЦМ: Проводите ли Вы анализ ситуации на предмет её медиабельности?
Билл Марш: Перед началом медиации, когда я изучаю материалы дела, говорю со сторонами или их правовыми представителями по телефону, порой попадается информация, которая указывает на то, что дело не возможно разрешить с помощью медиации. В подобном случае я обращаюсь к юристам сторон со словами: «Это похоже на проблему и серьезно повлияет на процесс медиации. Потому нам необходимо это обсудить».
Думаю, всего два раза за двадцать лет я сказал сторонам, что их дело не готово для медиации. В одном случае стороны мне называли центральной всего лишь одну проблему, которая, в действительности, не была полноценно сформулирована. Я задал вопрос: «Если вы придете на медиацию, о чём конкретно вы будете говорить? Потому что из ваших слов следует, что у вас нет полного понимания проблемы. Конечно, можно прибегнуть к медиации именно с целью сформулировать спорный вопрос. Но прежде, чем вы это сделаете, я бы вам рекомендовал собрать ещё мнения и побольше информации по делу. Важно, чтобы в медиации диалог был более сфокусированный».
УЦМ: Скажите, пожалуйста, из Вашего опыта относительно развития медиации в странах Восточной Европы, можно ли утверждать, что принятие закона о медиации существенным образом продвигает популярность процесса?
Билл Марш: Не могу привести статистические данные, но могу сказать, что это зависит как от того, что именно написано в законе (содержание нормальтивного акта), так и от установления правовых норм как таковых, как факта, что помогает поднять уровень доверия к процессу. И, полагаю, важность законодательства о медиации, принятого странами, частично касается непосредственно содержания нормы, но в большей степени само наличие правовых рамок существенным образом повышает доверие к процессу у людей. Потому что они думают, раз существует закон об этом процессе, можно доверять и его структуре, и квалификации медиатора (не человек с улицы, который просто проходил мимо). Закон о медиации позитивно сказывается на так называемом имидже медиации, как таковом.
УЦМ: Проект Закона Украины «О медиации» прошёл процедуру регистрации в Верховной Раде. Какие бы были Ваши рекомендации в отношении законопроекта?
Билл Марш: Это сложный вопрос. Я не читал проект украинского закона, но принимал участие в подготовке законодательной базы для медиации в других странах. Главным образом, страны исповедуют два кардинально разных подхода к данному вопросу. В законодательствах некоторых стран очень детально прописаны все аспекты медиации, а именно, конфиденциальность, содержание тренингов, этические вопросы и т.д. В других странах задано рамочное законодательство для медиации, и в заданных законодательных пределах люди принимают свои решения. Так что это вопрос политики государства. Даже не столько, исходя из того, что требует медиация, сколько из того, что требует законодательная культура той или иной страны. В некоторых странах предпочитают детально прописанные своды законов, в других – к таким относится и Великобритания – достаточно либеральны, предпочитая практиковать медиацию с той или иной степенью свободы. Различные взгляды на жизнь.
Разговор вели Галина Ерёменко, Татьяна Лендьел, Украинский Центр Медиации [kmbs]
Билл Маршодин из опытнейших медиаторов Великобритании. В 1991-2002 работалисполнительным директором CEDR (Великобритания). Выступал экспертом поподготовке законов по медиации в Турции, Румынии, Болгарии и др.Международный опыт: проведение коммерческих медиации в Греции, Франции,Швейцарии, Австралии, Канаде, Китае, России, Украины и др. Сферыспециализации: коммерческая медиация в банковской сфере,интеллектуальная собственность, медицинская сфера, строительство,корпоративное управление и др. Среди кейсов, где он выступалмедиатором, споры на сумму более 60 млн. фунтов стерлингов.http://www.billmarsh.co.uk/cvs.html.
