Юридичний портал

Про склад злочину

Про склад злочину
Р.П. Чернов, адвокат Межреспубликанской коллегии адвокатов (Москва)
* публикации размещаются на языке оригинала
В  свое  время Платон выдвинул оригинальную концепцию идеальногоустройства бытия, в соответствии с которой сущность любого предметаподчиняется и, соответственно, доступна для познания  черезпроникновение и сопричастность его «эйдосу». Данная концепция познанияне нашла своего широкого практического распространения  как методологияв силу явной простоты, хотя для своего времени была революционной.

В то же время в современности, в частности в Уголовном праве РФ, суспехом реализован методологический базис Теории Идей Платона. Эйдосомнашего Уголовного закона, тем, чему подчинено все и вся, тем, благодарячему возможно познание сущности  Уголовного права, являетсяконструкция  состава  преступления, виртуозно разработанная вПлатоновском стиле, как нашей доктриной, так и  областьюправоприменителей.

Действительно, ключом к пониманию нормы уголовного права, всем тем, чтосоединяет в себе познавательные функции закона, выступая центральнымконструктом закона, является понятие состава  преступления. Более того,состав преступления, его наличие или отсутствие, в совокупностизаконодательно указанных признаков, – является единственным основаниемдля  привлечения лица к  уголовной ответственности.  Именно наосновании познания преступления через состав преступленияосуществляется деятельность армии правоприменителей, осуществляется публично-организованное насилие, государственная власть. С учетом того,что уголовная ответственность выступает предельностью формально -реализуемых полномочий государства  в отношении личности,  естественноожидать, что  состав  преступления, его понятие и сущность должны бытьструктурированы самым тщательным образом. Действительно, даже текстзакона свидетельствует о воплощение принципа Рене Декарта «ясно иотчетливо» - ст. 8 УК РФ «Основание уголовной ответственности»:«Основанием уголовной ответственности является совершение деяния,содержащего  все признаки состава преступления, предусмотренногонастоящим Кодексом». Более того, сама практика  соединяет и снимаетчуть было возникшее противоречие между понятием преступления,сформулированного  ст. 14 УК РФ  и понятием состава преступления.  Так,основанием для возбуждения уголовного дела, согласно  ст. 140 ч. 2 УПКРФ «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела» является«наличие достаточных данных, указывающих на признаки  преступления», нов то же время основанием отказа  в возбуждении уголовного дела являетсяотсутствие  в деянии состава  преступления ( ст. 24 ч. 1 п. 2 УПК РФ).Георг Вильгельм Фридрих Гегель рукоплескал бы нашему законодателю,расположившему столь удачно триаду развития идеи преступления, где,соответственно, тезисом является позитивная верифицированность закона(признаки преступления, указанные в законе – nullum crimen sine lege),антитезисом идеальная конструкция, противостоящая  практическомутезаурусу признаков, и существующая в форме идеи  независимо отпоследних (состав преступления), а синтезом – сознаниеправоприменителя, усматривающего, что в совокупности признаковпреступления и при их наличии отсутствует состав преступления  (снятиепротиворечия реального и идеального). Более того, правоприменитель  нетолько не боится следовать путем диалектического  развития духа, но,имея на вооружении подобный инструментарий, выносит судьбоносныерешения, синкретично сочетая идеальное и реальное. Большинствоотмененных приговоров, прекращенных дел – за отсутствием в деяниисостава преступления. Это позволяет сделать вывод о том, что составпреступления как теоретическая конструкция  уголовного права являетсяцентральной категорией, наличие или отсутствие которой и позволяетпринимать решение в цепи «общее - единичное», где последнее являетсяпредметом уголовно- правовой квалификации. Это, безусловно, удобнееиндуктивного метода криминализации преступных посягательств,реализованного, например,    в англосаксонской системе права.

Какова же общая конструкция этого Органона познания преступления? Сразуоговоримся, что в теории уголовного права  признаки состава преступления, упомянутые в ст. 8 УК РФ трансформируются в элементы,что  логически верно, не может же быть такого, чтобы УК РФ был простосводом деяний, именуемых преступлениями и имеющих свои признаки.Наоборот, признаки преступления  отнесены к области деяния и существуютвне связи с лицом и соответствующей для него  уголовнойответственностью, в то время как  состав преступления объединяет в себеи лицо, и деяние, образуя  с последним  единое целое. В практике,уголовное  дело возбуждается и без лица ( в отношении неустановленныхлиц), но при наличии  деяния, подпадающего под признаки преступления.

Согласно классической, общепризнанной и доказанной концепции,выделяется 4 элемента состава преступления: объект, объективнаясторона, субъект, субъективная  сторона. Именно совокупность данных 4-хэлементов является основанием для уголовной ответственности.Теоретически  применение данной конструкции в практике позволяетизбежать ошибки в квалификации, а следование  норме ст. 8 УК РФ –обеспечивает неприкосновенность личности от необоснованного  уголовногопреследования.

Следует отметить, что конструкция состава  преступления удивительнымобразом похожа на конструкцию бытия, разработанную «конкурентом»Платона –Стагиритом (Аристотель) о четырех причинах бытия.Действительно, целевая причина соответствует  мотиву, умыслупреступника, прочим состояниям психики, наличие которых идеальноотрицает должно установленное положение вещей (субъективная сторона ифакультативный для действительного -объект), формальная – обстановке,форме структурирования пространства и времени, действиям определяющимпоследних (объективная сторона), движущая – тому, благодаря комуустанавливается определенное состояние реальности (субъект),материальная – результату воплощения целевой причины в действительном(так называемые вредоносные последствия, которые не входят в составпреступления, но являются приоритетными для криминализации – ст. 14 ч.2 УК РФ). Есть одна тонкость – структурное не совпадение. Разница междуклассической парадигмой бытия  Аристотеля и конструкцией составапреступления есть результат автономности развития формально-юридическойнаучной мысли современности.  Из современных гносеологических традицийсовершенно исключена  универсальность познания, включающая в себяисследование  всех представлений о предмете (основа философии А.Шопенгауэра).  Преступление  понимается не как конкурирующая  собщепринятой форма реальности, а как исключительный фактдействительности, девиация, лишенная социального основания, права насуществование.  В свое время людологическая школа познания подверглаэто положение вещей фундаментальной критике,  не будем повторяться.

Следует признать, что руководствоваться в квалификации конструкциейАристотеля намного выгоднее, чем конструкцией состава  преступления,если конечно придерживаться того тезиса, что уголовно - наказуемымиявляются реально существующие явления в форме действительного, а неидеальные объекты (планы, мысли, намерения). Оторванность иискусственность состава преступления есть последствие систематизации иканонизирования ряда уступок, допущенных при его структурировании вугоду политической воле. Не забудем о том, что за каждым приговоромсуда стоит  конкретный человек, действия которого осужденыгосударством, и если этот человек, доверяет государству осуждать себя, то он имеет  право, как минимум на законность своего осуждения иразумность закона, а как максимум на мудрость судьи. В идеале,последний должен получать мудрость не из доктринальных источников итеоретических конструкций (каковым и является состав преступления), анепосредственно из закона (закон, право как форма познания).

Смысл конструкции четырех причин состоит в том, что реально существуеттолько то явление, которое содержит в себе все четыре причины,определяется  ими в своей сущности как именно данное явление. Этотвывод продуцирован Аристотелем из конструкции идеального и реального(бытия в возможности и бытия в действительности), которыерасполагаются  определенным  образом относительно причин. Именнопоэтапный анализ восхождения от целевой причины к материальной и можетслужить основанием для того, чтобы определить, что является  исуществует только как  идея (бытие в возможности), а что являетсяреальным бытием, явлением.

То же самое можно сказать и в отношении преступления, если мы исходимиз того, что преступление- это социальное явление,  деяние, топреступлением может быть только то, что имеет в своей основе четырепричины бытия, а, соответственно,  существует в областидействительного,  а не предположения о существовании в действительномвластьпридержащего лица, пусть даже это предположение и сделано взаконодательной форме.

Однако  современная конструкция состава  преступления позволяетподвергать уголовному преследованию за мысли и намерения, например,ст.209 ч. 1 УКРФ, структурировать  конкретные составы преступлениятаким образом, что на их основе возможно подвергать уголовному преследованию за любое деяние – ст. 330 УКРФ. Положения ст. 8 УК РФ находятся в явном противоречии  с нормами процессуального права (в ст.140 УПК РФ речь идет о признаках преступления),  они легализуютнеобходимость законодательной криминализации, не давая при этом никакихсдерживающих механизмов методологического характера, одновременнооправдывая любые репрессии, возможность которых будет законодательнозакреплена. Если демократия не сложилась как норма приличия, то для еесоздания недостаточно провести выборы в парламент.

В итоге преступлением признается не то, что уничтожает бытиегосударства (при том, что право – это бытие в возможности государства,а государство - бытие в действительности права) в рамках «здесь исейчас»,  а то, что названо Уголовным законом  как преступление. Формойпознания преступления является исключительно текст закона, граждане исамо государство лишены возможности внепозитивисткого анализапреступления.  Эта методология лежит уже за пределами, как методологии  Платона, так и Аристотеля,  являясь по сути воплощением вжизнь древнейшего мифологического принципа: «существует только то, чтоназвано», а, следовательно, не подчиняется ни законам рацио, низаконам  идеала как высшей формы и предельности  познания. По сути, так оно и есть  сегодня. Существует каста «жрецов», называющих что- топреступлением (Федеральное собрание и Президент) и каста сведущих (нашатитульная доктрина), которые исходя из интересов Божества, именуемогогосударством называют преступления, вводя описание этого  в Уголовныйзакон. Прав был Гегель, если Бог и существует, то этот Бог государство.

Но прав был и В. Соловьев- государство необходимо не для того, чтобысотворить Рай на земле, а для того, чтобы не допустить ада земного.

Проблема квалификации преступления носит глубоко  гносеологическийхарактер.  С учетом того, что бесспорно  можно подчиняться толькоразуму, возникает вопрос  каким образом должно быть структурированопредставление о преступлении, при том, что идеальной задачейпривлечения к уголовной ответственности (включающей в себя наказание)является исправление?  Очевидным является  то положение, что реализациягосударством принуждения в отношении преступника должна доказатьпоследнему и обществу  неправоту преступного поведения. Возможно лиэто, если само представление о преступление, реализованное в рамкахтекста Уголовного закона является вымышленным, придуманнымискусственно, то есть противоречит законам организации социальнойматерии? Является замкнутым на методологию доступную и оправдываемую врамках самого же правоприменения, базирующегося на данной методологии(конструкция состава  преступления)? Думается ответ будетотрицательным.   Впрочем, последователей Платона это не беспокоит(идеальное государство Платона: аристократы, стражники, рабы плюсторговцы под вопросом). Однако гносеологический опыт идейноговдохновителя и наставника Александра Македонского  видится болееперспективным для построения демократии западного типа.

Преступление видится именно как парадигма бытия, состоящее из  4-хпричин бытия, без всяких «купюр называния» (формальные, усеченные,материальные составы и прочее).  Такое понимание  преступленияпозволяет донести смысл правоприменения не только до компетентныхконтролирующих вышестоящих органов (никого, например, не удивляетпрецедент, de facto, решений ВС РФ), но и до каждого участника правосудия, создав подлинное снятие социальных противоречий,восхитительно описанное Гегелем в его триаде (установленный порядоквещей - тезис, преступление –антитезис, ответственность –синтез, снятиепротиворечия).  А в дальнейшем позволит исключить уголовноепреследование из числа политических инструментов воздействия  власти.

Подобный анализ преступления не совсем возможен в аристотелевскойтрадиции, изложенный подобным образом данный вопрос  занимал бы слишкомбольшой  объем. Обычно для упрощения и универсализации  прибегают к тойбазе людологической методологии, которая была наработана за последнеевремя. Операционная база здесь объединяет в себе две конструкции:четыре причины бытия и парадигму бытия. Парадигма бытия как предельноконечная форма бытия  состоит из двух сфер бытия: бытия в возможности(бытие мысли) и бытия в действительности (эмпирически заданнаядействительность). Бытие не обнаруживает себя вне мысли, а мысль не обнаруживает себя вне бытия (ср. Гегель: все действительное разумно,все разумное действительно). Бытие в возможности в людологическойтрадиции в формулах обозначается латинским «V», бытие вдействительности - «D». Между возможностью и действительностьюрасполагается энтелехия. Энтелехия это процесс перехода, становлениябытия в возможности в действительность.  При этом действует закон: пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее, нетстановления (ср. Эпикур: пока есть человек – нет смерти, когда естьсмерть – нет человека).  В  формулах энтелехия как переход, воплощениевозможного в действительное  обозначается как  тире «-». Парадигмабытия раскладывается, соответственно,  по 4-м причинам бытия, гдецелевая соответствует  бытию в возможности, движущая – субъектуэнтелехии, формальная – энтелехии, без результата  реализации, бытие вдействительности – материальной.  В общем, это весьма непросто воттаким образом анализировать  реальность, но все же действенно,поскольку позволяет формулировать  социальные процессы, алгоритмируяих. 

Например, универсальная формула преступления выглядит следующим образом.

(…)- (Va- Da )-Va  – (…) > (Va-  Da )- Va) + (Vb –Db -Vb) >
(Va-Vb) –(Da-Db)=Va-b – Da-b=Va-Da или Vb-Db

Так как возможность может существовать в противоречиях,  каждое изкоторых может казаться истинным, то   конечная общая формула бытия преступления, как криминализованного деяния выглядит  следующим образом.

V (2) = Da-Db.

Где Va  - бытие в возможности общественного плана, должное бытие ввозможности, установленный обществом порядок вещей, сложившийся врезультате коллективного общежития в неопределенно долгий периодвремени, и конституированный обществом в нормах права. В  традиционнойтеории уголовного права  сопоставлен объекту преступления. Здесьследует понимать, что преступление существует как представлениеобщества о преступлении и как форма деяния (субъективно). Цепочку (Va-Da )-Va следует  понимать  как замкнутую парадигму частного порядка(Va- Da ) соответствующую общей идеи Va. При этом частный случай(парадигма частного порядка) только таковой и является, чтосоответствует общей идеи, должному образу вещей, привнесенному всубъекта данной парадигмы и составляет его сущность, которую оносознает как собственно – личное подлинное состояние своего сознания, икоторое реализует, непременно желая этого (быть правильным, не нарушатьзакон, быть честным и прочие параметры социального общежития). Частьформулы > (Va-  Da )- Va) + (Vb –Db)-Vb) > отражает обязательныйэлемент столкновения в действительном двух конкурирующих форморганизации социальной парадигмы (нормы и преступления). При этоммеханизм преступного  поведения, парадигма преступления, аналогичнаобщественной парадигме. Преступление это не исключение идействительности, это форма действительного. Данные парадигмывзаимоисключающие, и если в области бытия в возможности  противоречиямогут существовать одновременно неопределенно долгий срок, то вдействительном в одном и том же месте, в  одно и то же время, существование двух противоречий действительности всегда представляетсобой процесс снятия, антагонизм, по результатам которого остается лишьодно противоречие, которое и составляет наличное действительного.  Приэтом каждый конкретный случай (а действительность  всегда конкретна изадана рамками чувственного) столкновения меньше накопленного ранееопыта и существующих ситуаций на тот момент (>)  и всегда большеконечного будущего результата, поскольку  представленные парадигмамипротиворечия  в любом случае в будущем будут сняты (>). Поскольку мир существует относительно воли человека только проходя через областьсознания, восприятия, далее конкуренция парадигм приобретает вид(Va-Vb) –(Da-Db), где область возможного представлена воспринятыми противоречиями в виде бытия в возможности нормы и преступления, адействительность двумя разными действительностями – долженствованиемнормы, которая уничтожена  действительным преступления. Далеедействительность трансформируется в двухстороннюю парадигму, где ивозможность и действительность представлены как  результат наличия двухпротиворечий, воспринятых как в области  возможного, так идействительного Va-b – Da-b . Именно данная ситуация и требует внешнеговмешательства государства, поскольку это деформированная девиационнаяформа, не соответствующая образу долженствования, заложенномуизначально (Va).   Соответственно, снятие должно быть исключениемодного из противоречий в зависимости от того удается ли это сделатьгосударству, действительность либо восстанавливается, либо самапарадигма ранее считавшаяся преступлением  подменяет собоюдействительное, и в дальнейшем циклично реализуясь в среде неперсонифицированного круга лиц, приобретает  форму должного, нормы. Результатом всей данной цепи является представление о  преступлении како зеркальном  негативном отражении действительного, выражаемоеформулой  V (2) = Da-Db. Преступление  только тогда и является преступлением, когда изначально известно, что бытие в возможности имеетдве формы развития – апробированную общественную, поддерживаемую(титульную) и негативную, отрицающую первую (преступную)- nullum crimensine lege.   При этом форма  структурирования бытия  в возможности обоих видов равнозначна  - закон. Соответственно, и действительностьреализовываемая на основе данной возможности, представленапротивоположными  формами Da-Db , но опять же здесь они всегда находятся в процессе взаимодействия и не могут составлять единуюдействительность  вида Da-b, там где есть преступление нет государства,а там где есть государство в действительном – нет преступления.Преступление в рамках своей реализации уничтожает конституированные обществом, государством ценности, подменяя действительное. И наоборот, государство подменяет действительность,  созданную преступлением,извлекая преступника из им созданной реальности и заменяя ее на новую(тюремное заключение и прочее).

Следует отметить, что преступление является весьма простой формойсоциальной реальности.  Это простая парадигма двузначного порядка (вклассической традиции «а» обозначается через «+», а «b» через « - »),поскольку противоречия носят взаимоисключающий характер. Именно даннаяпростота рассуждения казалось бы совершенно безболезненно позволяетвыделять идеальные элементы такого явления  как преступления иканонизировать их в  рамках элементов состава преступления. Но этапростота обманчива, забывая, что преступление как парадигма бытияявляется имманентным продолжением нормы, структурируя преступление каксамостоятельность и изолированность, создается «матрица» в которуюможно  произвольно помещать любую сферу социальной деятельности,поскольку  преступление имеет социальную природу. Получаетсяперевернутое представление о преступлении.  Последнее является формойразвития личностного начала в человеке, проявлением началаиндивидуальности, т.н. «отрицающего духа» (свойство изменчивости).Структурирование  понимания преступления вне связи с нормой, поотношению к которой оно и является девиацией – невозможно безсущественного урона для качества развития общества. Исторически этомногократно доказано. Сама же  конструкция состава  преступления,изначально являясь Аристотелевской парадигмой бытия, увязанной на 4причины бытия, позволяет любое действие, неугодное политической властипризнавать преступлением, приписывая ему общественную опасность.  В нашвек PR это настолько просто, что удостоверение в данном факте нетребует даже исторического анализа, а видно невооруженным глазом. Болеетого, состав преступления является «резиновой методологией», принципдействия которой построен в духе Гегеля- если факты не соответствуюттеории, значит тем хуже для фактов. Придумываются разновидностисоставов, создается лексическая путаница, разнородность методов иприемов  понимания и прочее и прочее. В конечном же счете все диспутысводятся к судебной практике, которая наполняет конкретным смысломзакон. Не закон стоит  на пути практики, а практика движет законом! Иэто положение вещей считается приемлемым ( пока это лично кого- то некоснется, конечно).  Возможно это так с точки зрения права и тех, ктосведущ в данном лабиринте, это даже занимательно с  точки зрениянаучных диспутов, но с точки зрения того, для кого существует вся этасистема – рядовой гражданин, человек, - это недопустимо.   Разрыв междусознанием лица применяющего закон и лица, испытывающего применениеданного закона становится опасным. И дело здесь не структурных позициях, а в том, что сам закон весьма далек от тех общественныхотношений, которые он призван охранять и косвенным образомрегулировать. Соответственно, уголовное право называет все большепреступлений, которые являются не аморальными. Порой криминализуютсядеяния являющиеся  формой сложившихся общественных отношений, илинаоборот сложившееся общественные отношения внезапно оказываютсяпреступным деянием. В итоге, уголовное право оттягивает на себяадминистративные функции, выполняя не свойственные ему задачи.  Сучетом правоприменительной практики, несовершенства юридическойтехники, прочих  факторов влияния (коррупция, административный ресурс итак далее) правоприменение уголовного закона становитсядестабилизирующим началом общества в целом. Подавляющее большинствопривлекаемых к уголовной ответственности, отбывших наказание не тольконе вступают на путь исправления и тому подобное, но превращаются в  правовых нигилистов, людей с негативным настроем к любому правовомурегулированию  вообще. О каком правовом государстве как  процессе илирезультате в данном случае можно говорить?

Методология, основанная на эмпирическом базисе, являющемся следствиемее использования, обречена на самодостаточность, замкнутость иабсолютизацию своих положений. Она превращается в веру, приобретает недоказуемый характер. Такая методология хороша для верующих фанатиков,как пример – обоснованность, законность правоприменения уголовногозакона 30-х годов ХХ века в СССР.

В свете вышесказанного представляется необходимым поставить вопрос онекоторой модернизации методологии структурирования преступления вчасти состава преступления. Во – первых, как минимум, необходимо называть вещи своими именами, должным образом восстановить в правахавторство Аристотеля, во- вторых прекратить делать вид, что даннаяконструкция применима исключительно к  преступлению. От того, что мыназываем элементы универсальной парадигмы бытия субъект, объект,объективная сторона, субъективная сторона – законы структурированиясоциальной материи, открытые и описанные более 2 000 лет назад неизменятся. И, наконец,  пора прекратить порочную практику видеть составпреступления там, где его нет только потому, что там есть по- другомуназванные элементы социальной парадигмы бытия.

Полагаем, что развернутая дискуссия на эту тему, начатая еще 5 летназад в рамках людологических исследований, позволит провести подлиннодейственный мониторинг уголовного законодательства  в самое ближайшеевремя.



Читайте також