Спілкування в інформаційному суспільстві: людська потреба, залежність або… зброя?
Наталия Савинова, кандидат юридических наук, Украина, Киев
* публикации размещаются на языке оригинала
Общение в жизни человека невозможно недооценить, переоценить, оценить… Оно есть, оно – часть жизни. Общение, как дыхание, питание, обеспечивает наше существование, рост, развитие.
Без контакта (коммуникации) с внешним миром человек не может чувствовать себя человеком. Робинзон Крузо, оказавшись на необитаемом острове обеспечивал себе общение с попугаем и козами до встречи с Пятницей. Самое страшное наказание для человека – изоляция его от внешнего мира.
Тем не менее, современное право человеческую потребность в общении не гарантирует, точнее – не регламентирует: в современной международной системе конвенционного права право на общение не описано, как не описано оно и в законодательных системах подавляющего большинства стран мира.
Предполагается (видимо!), что настолько очевидная потребность, как общение, равнозначная по необходимости дыханию, движению, питанию, не может быть нормативизирована. Однако, сразу же возникает вопрос: почему же, в таком случае такие права, как право на жизнь, достойное существование и т.д. регламентированы? Почему их мы защищаем, обеспечиваем, а право на общение – нет?
Данный вопрос был бы не настолько болезненным, диви мы в середины даже ХХ века, но сегодня, в условиях развития информационного общества он приобретает совершенно иную окраску. Развитие коммуникационных технологий, возможность безграничного получения и передачи информации при помощи их фактически полностью обеспечили возможность общения человека (индивидуально или опосредовано) и любым реципиентом в любой достаточно развитой стране мира.
Давно исследованы и выявлены так называемые «зависимости» человечества от подобных коммуникационных возможностей. В спектре таких зависимостей и телефонные разговоры, и телемания, и игромания, и зависимость от сетевых сообществ, которые являются неотъемлемой «темной стороной» социума в информационном обществе.
Думаю, у читателя не может не возникнуть вопрос: «А какое, собственно, отнощение юриспруденция имеет к явлению общения?» или, точнее «Почему вдруг именно сейчас у юристов начинает возникать вопрос о необходимости рассмотрения общения в качестве объекта правовой защиты?»
Итак, конкретизирую главные, по своему мнению, вопросы, наталкивающие на необходимость правового обеспечения явления (пока еще не института!) общения в праве:
1. Общение не имеет правовой защиты, сопровождения, а право на него не имеет четкой регламентации.
Следовательно – наше право на общение не защищено. Мы модем быть его лишены, и фактически отсутствуют механизмы судебного восстановления такого утерянного права, хотя, очевидно, такое право является для человека природным.
2. Отсутствие гарантий права на общение влечет к тому, что его нарушение не может быть аргументам по отношению к ухудшению условий жизни человека.
Итак, человек, лишенный общения, исходя из отсутствия регламентации последнего, как элемента надлежащих условий жизни, не может требовать виндикации.
3. Отсутствие регламентации права на общение полностью лишает общение правовых рамок.
Общение может быть санкционированным и несанкционированным, полезным и вредным, развивающим и опасным, причиняющим ущерб психике человека. Но у нас просто нет правовых механизмов, которые бы допускали какую-либо дифференциацию общения. Мы не можем сказать – общение полезно, или вредно, с точки зрения права – у нас нет границ таких «пользы» или «вреда». Хотя, в целом, абсолютно бесспорно, что общение есть как полезное, так и вредное.
Все указанные вопросы целесообразно рассмотреть сквозь правовую призму и с точки зрения оценки роли общения именно в информационном обществе, где мы рассмотрим его как потребность, зависимость и оружие.
Право на общение, как уже уточнялось, такого отображения не знало, и не знает до сегодняшнего дня. Причины понятны, но не столь важны, как необходимость определения указанного права сегодня. И именно с точки зрения правоприменительной практики такая регламентация особенно необходима.
Как показывает анализ законодательной базы Украины, право на общение (без описания сути этого права) рассматривается только в отношении следующих контактов: родители – дети; внуки - бабушки, дедушки; братья и сестры между собой; заключенные – их родственники, адвокаты; пациенты медицинских учреждений – их родственники.
Только указанным субъектам право на общение гарантировано. В отношении иных такое право вообще не рассматривается в нормативных актах, и, следовательно, с юридической точки зрения, у иных такого права нет.
Так, например, ребенок не имеет права на общение со своими друзьями, учителям, представителями органов государственной власти. По сути, он лишен возможности общения, если этому препятствуют родители или иные воспитатели. Ребенок, да и взрослый, не может прямо обратиться за судебной защитой своей природной потребности в общении – права. Для этого ему потребуется сложная «окольная» мотивация того, чего же именно его лишили.
Вправе ли родители лишить ребенка общения? Какого общ6ения? Если в таком лишении воспитательный момент или это субъективно, и, в корне является нарушением прав человека? Аналогичный ряд вопросов возникает и в получении коммуникации опосредовано, как индивидуальной.
Рассмотрим теперь подобную проблему в информационном обществе. Ограничение общения может сегодня происходить очень просто: родители забрали у ребенка компьютер, или мобильный телефон; телевизионная трансляция новостей не была осуществлена из-за нарушения работы транслирующей организации; факсимильная, Интернет, телефонная связь была умышленно или неосторожно нарушена… Никого не нужно изолировать, достаточно лишить его коммуникационных возможностей. Банкомат не работает – и вы не получите своих денег там, где вы планировали их получить, отключился Wi-Fi там, где вам его гарантировали, и вы не получили вовремя важную для вас информацию, туристическое агентство гарантировало вам сотовое покрытие в месте вашего отдыхе, а на месте все оказалось иначе. Список примеров бесконечен.
Особой разницы в ограничении общения, в сравнении с первым примером, не наблюдается. Субъект так же лишается общения – он не может получать ту информацию, которой требует, ждет, которая обеспечивает его навыки и возможность чувствовать себя полноценным членом общества, а иногда и обеспечивает его существование.
И хотя нам, юристам постсоветского пространства не привыкать к формулировке исковых требований через смежные понятия, в данном случае, становится совершенно очевидно, что право на общение требует самостоятельных гарантий.
Субъекты привыкания, на которых могут быть рассчитаны определенные виды общения, в т.ч. общения навязываемого, преимущественно, относятся у группам особо уязвимых: дети, подростки, домохозяйки, пенсионеры, асоциальные элементы и т.д.
Редко встретишь сегодня подростка, который бы не был «намертво прикован» к сетевому сообществу «вконтакте.ру», да и большинство взрослых начинают свой рабочий день с посещения «одноклассников.ру», если фильтры на рабочем компьютере это допускают.
Пенсионерки стремглав бегут смотреть любимый сериал, а домохозяйки забывают выключить утюги, вспомнив об очередном ток-шоу.
Понято, что основная масса этих людей компенсируют свою потребность в общении, прячутся от одиночества, и, в этом контексте, очевидна польза этих программ (программ вообще – не только лишь телефизионных).
Так же очевидно и то, что именно подобные рейтинговые медианосители вызывают особый интерес рекламодателя и обеспечивают финансовые поступления медиаплатформе. Не внедряясь в особенности медиавоздействия, автор не станет сейчас анализировать позитивов и негативов таких конструкций – не тому статья посвящена.
Тут речь идет только о зависимости, а, на самом деле, возможности использовании зависимости такой зависимости.
Когда зависимость от общения влечет привлечение добросовестной рекламы, допускает возможность оперативной передачи информации, образования и общего информирования – это не вызывает опасения.
Но когда зависимость определенных групп, а такие группы легко просчитываемы, используются с целью вредоносной, и начинается ощущение правового вакуума.
Не вызовет у нас неприятия реклама стирального порошка в ток-шоу «Давай поженимся», равно как и не будет реклама «Растишки» раздражать родителей зрительской аудитории «ДиснейВорлд».
Но вернемся к примеру «вконтакте.ру». Массовая молодежная аудитория представляется достаточно уязвимой группой не только для нежелательной рассылки (спама), но и для пропаганды различных неформальных действий и групп, а также распространению порнографии, культа насилия и жестокости, влечения в общение с анонимами, в т.ч. асоциальными элементами. Цитаты в данном случае излишни, поскольку речь идет об общеизвестных фактах, которые в том числе неоднократно обсуждались в прессе.
На примере той же аудитории можно проиллюстрировать коммерческое использование так называемой «игроманией» Интернет-кафе, Интернет-клубами.
Итак, очевидно, что определенные виды общения, порождающие зависимость, создают плацдарм для потенциального негативного воздействия на психику аудитории. Последнее же может использоваться в максимально широком спектре, учитывая возможность задействования как психогенных, так и психотронных средств.
Исходя из этого, также выявляется острая потребность в регламентации общения как средства воздействия на сознание аудитории.
На базе зависимости, да и, нередко, простого интереса к «запретному плоду» субъекты коммуникаций попадают под воздействие общения нежелательного, вредного, опасного. В зависимости от степени такого воздействия или внутренней социономичности, или социопатичности субъекты входят из поля воздействия или остаются в нем. Общение, в таком случае продолжается, или прекращается.
Негативно такое общение или позитивно, с правовой точки зрения установить невозможно: критериев такого общения в праве нет. Если на уровне нынешнего законодательства определенные действия можно расценивать как «вовлечение», «растление», «совращение» и т.д., их далеко не всегда можно соотнести с подобными аналогичными действиями, осуществляемыми при помощи ИКТ.
Лишь редкие эпизоды использования общения при помощи средств коммуникации, в т.ч. медиа, можно соотнести с, например, распространением порнографии, культа насилия и жестокости. Доказать же посягательство на растление малолетних в Интернет сегодня, при нынешнем «материалистическом» подходе к доказательствам, фактически нереально.
Безопасность же общения от подобных действий, как таковое, сегодня вообще не рассматривается, хотя, в современных условиях общение, по сути, может приравниваться к «передаче», «получению» каких-либо вредоносных предметов, просто последние термины применимы более к передаче материальных предметов.
Общение же, по сути, может выступать возможностью, средством или оружием, обеспечивающим негативные воздействия на психику, которые иногда содержатся в самом общении, а иногда выходят за его пределы.
Отсутствие правовой регламентации права на общение, общение и и особенно негативных способов использования общения для воздействия на психику влечет неконтролируемое и непрогнозируемое воздействие информационного общества на социум.
Необходимость правового обеспечения общения, как природной потребности человека, его защита и регламентация критериев безопасного необходима на всех уровнях социума. Оно даст возможность не только упорядочить формализованное общение в информационном обществе, но и представит правовые механизмы регулирования ограничения общения.
* публикации размещаются на языке оригинала
Общение в жизни человека невозможно недооценить, переоценить, оценить… Оно есть, оно – часть жизни. Общение, как дыхание, питание, обеспечивает наше существование, рост, развитие.
Без контакта (коммуникации) с внешним миром человек не может чувствовать себя человеком. Робинзон Крузо, оказавшись на необитаемом острове обеспечивал себе общение с попугаем и козами до встречи с Пятницей. Самое страшное наказание для человека – изоляция его от внешнего мира.
Тем не менее, современное право человеческую потребность в общении не гарантирует, точнее – не регламентирует: в современной международной системе конвенционного права право на общение не описано, как не описано оно и в законодательных системах подавляющего большинства стран мира.
Предполагается (видимо!), что настолько очевидная потребность, как общение, равнозначная по необходимости дыханию, движению, питанию, не может быть нормативизирована. Однако, сразу же возникает вопрос: почему же, в таком случае такие права, как право на жизнь, достойное существование и т.д. регламентированы? Почему их мы защищаем, обеспечиваем, а право на общение – нет?
Данный вопрос был бы не настолько болезненным, диви мы в середины даже ХХ века, но сегодня, в условиях развития информационного общества он приобретает совершенно иную окраску. Развитие коммуникационных технологий, возможность безграничного получения и передачи информации при помощи их фактически полностью обеспечили возможность общения человека (индивидуально или опосредовано) и любым реципиентом в любой достаточно развитой стране мира.
Давно исследованы и выявлены так называемые «зависимости» человечества от подобных коммуникационных возможностей. В спектре таких зависимостей и телефонные разговоры, и телемания, и игромания, и зависимость от сетевых сообществ, которые являются неотъемлемой «темной стороной» социума в информационном обществе.
Думаю, у читателя не может не возникнуть вопрос: «А какое, собственно, отнощение юриспруденция имеет к явлению общения?» или, точнее «Почему вдруг именно сейчас у юристов начинает возникать вопрос о необходимости рассмотрения общения в качестве объекта правовой защиты?»
Итак, конкретизирую главные, по своему мнению, вопросы, наталкивающие на необходимость правового обеспечения явления (пока еще не института!) общения в праве:
1. Общение не имеет правовой защиты, сопровождения, а право на него не имеет четкой регламентации.
Следовательно – наше право на общение не защищено. Мы модем быть его лишены, и фактически отсутствуют механизмы судебного восстановления такого утерянного права, хотя, очевидно, такое право является для человека природным.
2. Отсутствие гарантий права на общение влечет к тому, что его нарушение не может быть аргументам по отношению к ухудшению условий жизни человека.
Итак, человек, лишенный общения, исходя из отсутствия регламентации последнего, как элемента надлежащих условий жизни, не может требовать виндикации.
3. Отсутствие регламентации права на общение полностью лишает общение правовых рамок.
Общение может быть санкционированным и несанкционированным, полезным и вредным, развивающим и опасным, причиняющим ущерб психике человека. Но у нас просто нет правовых механизмов, которые бы допускали какую-либо дифференциацию общения. Мы не можем сказать – общение полезно, или вредно, с точки зрения права – у нас нет границ таких «пользы» или «вреда». Хотя, в целом, абсолютно бесспорно, что общение есть как полезное, так и вредное.
Все указанные вопросы целесообразно рассмотреть сквозь правовую призму и с точки зрения оценки роли общения именно в информационном обществе, где мы рассмотрим его как потребность, зависимость и оружие.
Общение как потребность
Природные права человека исторически нашли свое отражение в ряде основных международных конвенций и были трансплантированы в национальные системы законодательства государств.Право на общение, как уже уточнялось, такого отображения не знало, и не знает до сегодняшнего дня. Причины понятны, но не столь важны, как необходимость определения указанного права сегодня. И именно с точки зрения правоприменительной практики такая регламентация особенно необходима.
Как показывает анализ законодательной базы Украины, право на общение (без описания сути этого права) рассматривается только в отношении следующих контактов: родители – дети; внуки - бабушки, дедушки; братья и сестры между собой; заключенные – их родственники, адвокаты; пациенты медицинских учреждений – их родственники.
Только указанным субъектам право на общение гарантировано. В отношении иных такое право вообще не рассматривается в нормативных актах, и, следовательно, с юридической точки зрения, у иных такого права нет.
Так, например, ребенок не имеет права на общение со своими друзьями, учителям, представителями органов государственной власти. По сути, он лишен возможности общения, если этому препятствуют родители или иные воспитатели. Ребенок, да и взрослый, не может прямо обратиться за судебной защитой своей природной потребности в общении – права. Для этого ему потребуется сложная «окольная» мотивация того, чего же именно его лишили.
Вправе ли родители лишить ребенка общения? Какого общ6ения? Если в таком лишении воспитательный момент или это субъективно, и, в корне является нарушением прав человека? Аналогичный ряд вопросов возникает и в получении коммуникации опосредовано, как индивидуальной.
Рассмотрим теперь подобную проблему в информационном обществе. Ограничение общения может сегодня происходить очень просто: родители забрали у ребенка компьютер, или мобильный телефон; телевизионная трансляция новостей не была осуществлена из-за нарушения работы транслирующей организации; факсимильная, Интернет, телефонная связь была умышленно или неосторожно нарушена… Никого не нужно изолировать, достаточно лишить его коммуникационных возможностей. Банкомат не работает – и вы не получите своих денег там, где вы планировали их получить, отключился Wi-Fi там, где вам его гарантировали, и вы не получили вовремя важную для вас информацию, туристическое агентство гарантировало вам сотовое покрытие в месте вашего отдыхе, а на месте все оказалось иначе. Список примеров бесконечен.
Особой разницы в ограничении общения, в сравнении с первым примером, не наблюдается. Субъект так же лишается общения – он не может получать ту информацию, которой требует, ждет, которая обеспечивает его навыки и возможность чувствовать себя полноценным членом общества, а иногда и обеспечивает его существование.
И хотя нам, юристам постсоветского пространства не привыкать к формулировке исковых требований через смежные понятия, в данном случае, становится совершенно очевидно, что право на общение требует самостоятельных гарантий.
Общение как зависимость
Человеку свойственно уходить от неприятного, вредного и вызывающего общее неприятие общения. Свойственно и привыкать к приятному, доставляющему удовольствие, удовлетворению потребностей, да и к системному, повторяемому изо дня в день.Субъекты привыкания, на которых могут быть рассчитаны определенные виды общения, в т.ч. общения навязываемого, преимущественно, относятся у группам особо уязвимых: дети, подростки, домохозяйки, пенсионеры, асоциальные элементы и т.д.
Редко встретишь сегодня подростка, который бы не был «намертво прикован» к сетевому сообществу «вконтакте.ру», да и большинство взрослых начинают свой рабочий день с посещения «одноклассников.ру», если фильтры на рабочем компьютере это допускают.
Пенсионерки стремглав бегут смотреть любимый сериал, а домохозяйки забывают выключить утюги, вспомнив об очередном ток-шоу.
Понято, что основная масса этих людей компенсируют свою потребность в общении, прячутся от одиночества, и, в этом контексте, очевидна польза этих программ (программ вообще – не только лишь телефизионных).
Так же очевидно и то, что именно подобные рейтинговые медианосители вызывают особый интерес рекламодателя и обеспечивают финансовые поступления медиаплатформе. Не внедряясь в особенности медиавоздействия, автор не станет сейчас анализировать позитивов и негативов таких конструкций – не тому статья посвящена.
Тут речь идет только о зависимости, а, на самом деле, возможности использовании зависимости такой зависимости.
Когда зависимость от общения влечет привлечение добросовестной рекламы, допускает возможность оперативной передачи информации, образования и общего информирования – это не вызывает опасения.
Но когда зависимость определенных групп, а такие группы легко просчитываемы, используются с целью вредоносной, и начинается ощущение правового вакуума.
Не вызовет у нас неприятия реклама стирального порошка в ток-шоу «Давай поженимся», равно как и не будет реклама «Растишки» раздражать родителей зрительской аудитории «ДиснейВорлд».
Но вернемся к примеру «вконтакте.ру». Массовая молодежная аудитория представляется достаточно уязвимой группой не только для нежелательной рассылки (спама), но и для пропаганды различных неформальных действий и групп, а также распространению порнографии, культа насилия и жестокости, влечения в общение с анонимами, в т.ч. асоциальными элементами. Цитаты в данном случае излишни, поскольку речь идет об общеизвестных фактах, которые в том числе неоднократно обсуждались в прессе.
На примере той же аудитории можно проиллюстрировать коммерческое использование так называемой «игроманией» Интернет-кафе, Интернет-клубами.
Итак, очевидно, что определенные виды общения, порождающие зависимость, создают плацдарм для потенциального негативного воздействия на психику аудитории. Последнее же может использоваться в максимально широком спектре, учитывая возможность задействования как психогенных, так и психотронных средств.
Исходя из этого, также выявляется острая потребность в регламентации общения как средства воздействия на сознание аудитории.
Общение как оружие
Как уже подчеркивалось, уходить от неприятного свойственно человеку. Свойственно в основном, большинству. Но свойственно – это норма. А от нормы всегда есть отклонения. И эти отклонения кроются в нас, людях, потребность в общении у которых присутствует, а вот критерии этого общения, его цели и даже способность к усвоению определенной информации неодинаковы. Академик А.Н.Костенко, продолжая разрабатывать Теорию социального натурализма, подчеркивает, что не смотря на то, что природность социального определяет пользу для общества, формирует класс так называемых «социономов», существует и класс людей, воля и сознание которых не согласованы с социальными природными законами – «социопаты» .На базе зависимости, да и, нередко, простого интереса к «запретному плоду» субъекты коммуникаций попадают под воздействие общения нежелательного, вредного, опасного. В зависимости от степени такого воздействия или внутренней социономичности, или социопатичности субъекты входят из поля воздействия или остаются в нем. Общение, в таком случае продолжается, или прекращается.
Негативно такое общение или позитивно, с правовой точки зрения установить невозможно: критериев такого общения в праве нет. Если на уровне нынешнего законодательства определенные действия можно расценивать как «вовлечение», «растление», «совращение» и т.д., их далеко не всегда можно соотнести с подобными аналогичными действиями, осуществляемыми при помощи ИКТ.
Лишь редкие эпизоды использования общения при помощи средств коммуникации, в т.ч. медиа, можно соотнести с, например, распространением порнографии, культа насилия и жестокости. Доказать же посягательство на растление малолетних в Интернет сегодня, при нынешнем «материалистическом» подходе к доказательствам, фактически нереально.
Безопасность же общения от подобных действий, как таковое, сегодня вообще не рассматривается, хотя, в современных условиях общение, по сути, может приравниваться к «передаче», «получению» каких-либо вредоносных предметов, просто последние термины применимы более к передаче материальных предметов.
Общение же, по сути, может выступать возможностью, средством или оружием, обеспечивающим негативные воздействия на психику, которые иногда содержатся в самом общении, а иногда выходят за его пределы.
Отсутствие правовой регламентации права на общение, общение и и особенно негативных способов использования общения для воздействия на психику влечет неконтролируемое и непрогнозируемое воздействие информационного общества на социум.
Необходимость правового обеспечения общения, как природной потребности человека, его защита и регламентация критериев безопасного необходима на всех уровнях социума. Оно даст возможность не только упорядочить формализованное общение в информационном обществе, но и представит правовые механизмы регулирования ограничения общения.